Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Павел Селуков cтр.№ 46

— Чё? Как... Почему это ты не замужем?

— У меня ноги нет.

— Чё?

— Левой. Протез.

Лена постучала костяшками по ноге.

— Он очень дорогой. Из Японии. Пошли уже.

— Ноги нет? Нет ноги?

— Потрогай, если не веришь.

Коля потрогал. Действительно — нет ноги. Без ноги. То есть, условно говоря, без ноги. С протезом, буквально говоря. Да на хрен она ему нужна без ноги?! Или нужна? В ноге ли дело? У одних две ноги, а как будто одна, а у Лены одна, а как будто две. А секс как? Если секс, то оно как? Вдруг отпадет? Или не отпадет? Интрига.

— Пошли в кофейню. Обопрись на меня.

— Она не отпадет.

— Откуда ты?

— Не отпадет. Смотри, как я иду.

Лена пошла. Эротично так. Не вру. А Коля уставился. Бедра все-таки. Долго смотрел. Это как костер или вода, или когда кто-нибудь работает. А потом побежал догонять. Повезло дураку.

Обычным апрельским утром из тех апрельских утр, когда думаешь — а не февраль ли? — из дома в довольно нарядном состоянии вышел Кентавр Верещагин. Был он семипудов, плечист, лысоват, а лицо имел равнодушное, будто бы это и не лицо вовсе, а какой-то неодухотворенный предмет. Я говорю «неодухотворенный», потому что бывают предметы и одухотворенные. Например, Сикстинская капелла, картины Леонардо или книга любого из наших классиков. Лично мне неизвестно, кого бы я полез спасать из пожара в первую очередь — «Джоконду» или Кентавра Верещагина. Конечно, Кентавра Верещагина назвали Кентавром не родители. Им бы недостало фантазии, не говоря о бессовестности.

Однако и того и другого достало одноклассникам тогда еще Миши Верещагина. Как сейчас помню тот день. Был урок истории. Учитель Наталья Ивановна, у которой верхняя челюсть нагло обогнала нижнюю и которая имела обыкновение называть учеников «бегемотиками», как бы совершенно не понимая чудовищной природы реальных бегемотов, раскрыла учебник и заговорила про древнегреческих богов. Класс унывал. Им подсовывали сказки. У класса давно были свои боги — супергерои DC и Marvel. Они были насквозь понятными, нисколько не трагическими и достаточно могущественными, чтобы усладить мечту всякого подростка о сверхчеловеке. Уныние продолжалось ровно до той поры, пока речь не зашла об Ахиллесе. Военные подвиги во все времена привлекали мальчишек, привлекли они их и на этот раз.

Тут-то и всплыл кентавр Хирон. По словам Натальи Ивановны, был он наполовину конь, сильный, мудрый и спокойный. Хотя другие кентавры, добавила будто бы лично с ними знакомая Наталья Ивановна, нрав имели буйный, разбойничий и вообще — безобразники. Акселерат Миша Верещагин очень походил на Хирона. Он тоже был сильным и спокойным, плюс — носил во рту большие крепкие зубы и, бывало, ржал. Все это подтолкнуло одноклассников к прозвищу. С октября седьмого класса Миша Верещагин стал Кентавром и прожил Кентавром без малого десять лет. Он до такой степени сжился с прозвищем, что однажды на собеседовании назвался им, скрасив монотонные будни юной кадровички.

Но чем далее протекала жизнь Кентавра, тем менее очевидной она становилась. Его спокойный нрав, так умилявший учителей, на поверку оказался флегмой, в которой не было и следа той злобинки, что помогает расталкивать мир локотками. Касалось это и действий, и раздумий. Нет, Кентавр не был идиотом, он думал иногда даже очень глубоко, но медленно, как бы разглядывая мысль всесторонне, с тщанием форели, обсасывающей червяка. Если б, скажем, Кентавр жил во времена Ахиллеса или хотя бы Белинского, то его неспешность вряд ли бы вышла ему боком. Однако в наш век повсеместной быстроты, где и Толстой-то тугодум в сравнении, например, с Иваном Ургантом, Кентавр, что называется, не плясал.

Поэтому после училища и армии, где его первые полгода били смертным боем, потому что бить большого безответного человека чрезвычайно приятно, Кентавр пошел на завод. Одновременно с этим, а точнее — вследствие этого, изменилось и его прозвище. Дети и подростки любят необычные слова, как игрушки, они их вертят во рту и произносят, как бы очаровываясь непривычным сочетанием звуков. Взрослые проще или, как теперь принято говорить, рациональнее. На заводе, конечно, все знали, что Кентавр — это Кентавр, но решили обрубить. Так Кентавр стал Кентом. На завод он пошел, во-первых, потому, что туда шли все, а во-вторых, — ради квартиры. Завод привлекал такой перспективой: проработаешь десять лет — дадим однушку, еще десять лет — твоя будет.

Кентавр проработал. То есть он проработал десять лет, получил однушку, а потом еще девять лет и десять месяцев, когда вышла драма. К драме Кентавр приковылял со смешным возком или, как сейчас говорят, бэкграундом. Мне даже неизвестно, знал ли он женщину или только мечты о ней. Через год после армии и всяческих побоев Кентавр заболел экземой. Я не врач, скажу только, что он стал распространять запах. Я имел неудовольствие много раз ездить с ним в одном лифте, когда потный Кентавр возвращался с работы. С ним вообще произошел какой-то гормональный сбой, потому что и бедра сильно раздались вширь, и грудь отросла. Кентавр пил пиво, ходил на завод, смотрел телевизор и читал книги. Девятнадцать лет.

Никуда не ездил, ни с кем особо не дружил, всегда улыбался едва-едва и будто бы был доволен своим бобылячеством. Когда же он съехал от родителей, людей бесхитростных до того, что отец называл его «бабонька», Кентавр успокоился совершенно. «Мой дом — моя крепость», — думал он внутри себя, не понимая, что и татаро-монголы пройдут мимо его крепости, нимало не соблазнившись. Как вы понимаете, Кентавру оставалось отработать на заводе всего два месяца, чтобы заполучить однушку в безраздельную собственность. Он очень любил свою квартиру. Я, например, плевать хотел на все квартиры мира, потому что я не домовитый, а фанфарон и пьяница.

Кентавр был домовитым и рачительным. На заводе он работал в отделе материально-технического снабжения и получал хоть и немного, но без детей и жены достаточно. На завод он ходил пешком, по городам не разъезжал, а всем отдыхам предпочитал футбол и пиво, в крайнем случае — одинокие заплывы на диком пляже. Деньги уходили на лекарства, еду, коммуналку, мебель и всякие штучки-дрючки. Например, в «Икее» Кентавр купил то ли торшер, то ли люстру. Она походила на одноногую цаплю и источала приятный беловатый цвет. Там же он обзавелся аптекарским столом. Креслом с подножником и двумя интересными вазами. На пол постелил вкусно-бежевый ковролин. Потолок сделал навесной, но без вычурности. Выложил хорошей плиткой ванную. За великие скопленные тыщи и под заказ исполнил кухню. Разумеется, все это великолепие нужно было поддерживать в исключительном порядке.

Некоторые люди, когда нечего делать или скучно, идут гулять. Или звонят друзьям. Или включают фильм, который почему-то надо посмотреть, но всё руки не доходили, например — «Гражданина Кейна». Кентавр делал приборку. Мыл холодильник, дополнительно пылесосил, «канифолил» плитку, драил газовую плиту, обдумывал ремонтик. Ремонтики Кентавр делал не реже одного раза в два года, чтобы освежить и вообще... Что — вообще, Кентавр не знал. Он то нагружал себя всякими занятиями и буквально шуршал по дому, то впадал в страшную меланхолию и вечерами напролет дул пиво под спортивный канал. Кому-то это покажется странным, но честным с самим собою он был, именно когда дул пиво, а не когда шуршал. Шуршал он единственно оттого, чтобы не думать о своей судьбе. Однако постоянно не думать о судьбе сложно, тем более когда ее нет. Но и думать тоже мучительно, а без анестезии пятью банками пива даже и решительно невозможно.