Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Павел Селуков cтр.№ 21

Я наблюдал за «шакалами» битый час, но они ничего не делали. В магазин за это время вошло девять человек, но ни за одним из них не был отправлен «хвост». Я стал подмерзать. Я не оделся тепло, опасаясь потерять подвижность. В начале четвертого мне надоело ждать. То есть я не мог рисковать. Мне казалось, что если я уйду домой, «шакалы» обязательно кого-нибудь переломают или убьют.

Я решил поймать их на живца. На живца ловить просто. Главное — не дрейфить. С собой у меня был бумажник, набитый билетами банка приколов, которые мимолетным взглядом не отличить от настоящих тысячных купюр. Перемахнув через забор, я пьяной походкой подошел в «Яхонту».

— Здорово, молодежь!

— Здоровей видали.

— За пивком я. За во-о-дочкой! Эх-ма, какая ночь! Зарплата, она пропивку любит. Правильно я говорю?

— Правильно, правильно. Иди давай, не мороси.

Я шало улыбнулся и ввалился в магазин. Глянул через плечо. Вот и «хвост». На кассе я распахнул бумажник и посверкал им во все стороны. Только слепой не заметил бы толстой пачки денег. Я купил бутылку «Русского стандарта», две бутылки «Крушовице», баночку икры и пачку «Парламента». Долго возился, укладывая покупки в пакет. «Шакал» купил бутылку дешевого пива. Он не смотрел на меня, но не смотрел преувеличенно, и я понял, что ухватил пацанчиков за жабры.

Из «Яхонта» я вышел совсем сомлевшим и повернул направо, в сторону бараков. Боковым зрением я заметил, что «шакалы» повернули следом. Они шли от меня метрах в двадцати, потихоньку сокращая дистанцию. Пять особей. Мой Ислеро. Воздух обрел свежесть. По венам забегал адреналин. Я мог подпрыгнуть и разломать крышку туч взмахом ноги. Во рту пересохло. Впереди замаячил темный участок пути. Там они и нападут. Я бы напал именно там. Едва шагнув в тень деревьев, я остановился и надел кастет на левую руку. Я специально остановился. Сбивать с ног неподвижную цель намного проще, чем движущуюся. Мои мысли были далеко. Мои мысли были с Манолете, танцующим танец смерти вокруг Ислеро.

На меня бежали. Я почувствовал это кожей затылка и крутанулся на носках, одновременно отбросив пакет в кусты. «Шакал» пролетел мимо, упал и тут же развернулся. На меня смотрело двадцатилетнее пухлое лицо с черными глазами. Я скользнул и ударил с двух рук. Чавкающий звук взвился и лег на асфальт вместе с глупым «шакалом». Как же хорошо, Господи! Набежала четверка. Люди почти никогда не бегают одинаково. Даже на короткой дистанции кто-то бежит первым, кто-то вторым и так далее. Первого я встретил подсечкой. Бегущий человек ожидает удара в лицо или корпус. Он не ожидает, что противник исчезнет, то есть сядет и взмахнет ногой. «Шакал» перелетел через меня и шмякнулся на асфальт. Я выпрямился. У меня не матовый кастет, у меня — стальной, сверкающий в темноте, как блеск шпаги. Набежавшая было троица притормозила. Их вожаку я выбил передние зубы. Он пришел в себя и надсадно харкал, пытаясь вытрясти их из глотки. Второй, перелетевший через меня, о битве тоже не помышлял. Он подполз к вожаку и тормошил его за плечи. Коллективное вытрясание зубов из глотки, надо же. Троица нерешительно приблизилась. Они были еще моложе вожака. Лет восемнадцать-девятнадцать, вряд ли старше. Один из них раскрыл рот, собираясь вступить в переговоры. Матадоры с быками в переговоры не вступают. Не знаю. Я был в горячке схватки и хотел продолжать, а не вести пустопорожние беседы. Когда троица приблизилась на расстояние трех метров, я резко метнул тело вперед и взорвался серией ударов. «Шакалы» не сопротивлялись. Перевертыш, когда охотники превращаются в добычу, их подкосил. Я забил их буквально на месте, как матадор забивает изможденного быка. Оглядев доброе дело рук своих, я повернулся к вожаку. Подошел. «Шакал», бежавший вторым, залепетал:

— Дяденька, дяденька, не надо, отпустите нас, мы так больше никогда не будем, мы...

Слушать дальше я не стал. Просто вонзил носок тяжелого ботинка в подбородок. «Шакала» подняло в воздух и опустило в метре от вожака. Жить будет, но челюсть придется починить. На вожака я сел сверху. Взял за волосы. Посмотрел. Внюхался в окровавленное лицо.

— Еще раз увижу ночью на улице — отрежу яйца.

Вожак сипел. Ему было сложно говорить.

— Не надо... Простите.

— Бог простит.

Я снял кастет и взорвался с двух рук. Раз-два-три-четыре-пять. «Харли-Дэвидсон», Памирский тракт, ёбаная «Икея». Пошли вы нахуй, суки проклятые! Вот так вот, Мануэль! Только так! Завтра снова пойду. «Шакалы» на каждом углу. Силуэты в подворотнях. Бритые черепа. Огоньки между губ. Спортивные костюмы. Гоготок. А если мусора? Ну и пусть. Уйду в федеральный розыск. Если вдуматься, федеральный подальше Памирского тракта будет.

Домой я вернулся в отличном настроении. Тома спросила: «И где ты был? Я проснулась, а тебя нет. Мы с малышом волновались». Тома погладила свой арбузный живот. Она у меня на восьмом месяце. Мальчика ждем. Или девочку. Мне все равно. За сигаретами, говорю, вышел. Не спалось, знакомых встретил, разговорились. А сам быстренько сполоснулся от крови и в постельку. Тому за пузико обнимать.

Вадим Яблукайте попал в трудное положение посреди радости. С одной стороны — он недавно откинулся, с другой — его никуда не брали на работу. Вадим отсидел за убийство, которое произошло так: бар, драка, двойка в «бороду», висок, барная стойка. Парню было девятнадцать. Дальше — по накатанной. Паршивый адвокат, арапистый прокурор. Как итог: восемь лет строгого режима в Чусовской колонии. В зоне Вадим жил авторитетным мужиком и думал освободиться по УДО. На четвертом году в зону заехал вор в законе. Раскачал бунт. Про УДО пришлось забыть. Отбыв от звонка до звонка, Вадим получил «волчий» билет и вернулся в Пермь. Родители к тому времени развелись. Мать вышла замуж и уехала в Питер. Отец пил. Вадима встретил кент по учаге, которого так и звали — Кент.

Жить с отцом Вадим не смог. Снял за четыре тысячи комнатку в общаге (Кент ему червонец подогнал на освобождение). Пошел наниматься на завод. Трудовой нет, опыта нет, «волчий» билет. Не взяли. Потом было много разных попыток — продавец-консультант, экспедитор, грузчик в «Баумол». Всё — «в молоко». Наконец Вадим устроился дворником в автомобильный салон «Сузуки». Его туда запросто взяли, едва глянув на непьющее лицо. Салон находился тут же, на Пролетарке, неподалеку от автобусной остановки. Напротив салона, через дорогу, стоял коттеджный поселок. Поселок граничил с президентской дачей, куда однажды приехал Борис Ельцин. Вадим наблюдал кортеж с киоска. Ему было девять лет. Тогда вообще вся Пролетарка вдоль дороги собралась. Все ждали, что Борис Ельцин выйдет из машины или хотя бы опустит стекло. Но он просто проехал мимо и скрылся в лесу. Вдоль дороги Пролетарка два раза собиралась. Второй раз — когда хоронили шансонье Сергея Наговицына.

Рабочий день Вадима начинался в шесть утра. Он приходил в салон и первым делом выбрасывал пакеты с мусором. Потом шел выскребать урны. Урн было три, и каждую полагалось вычистить. Когда-то они наклонялись, но теперь заржавели, и Вадиму приходилось вставать на колени и выскребать мусор руками. Он устроился дворником в декабре, когда вокруг набирала ход предновогодняя суета. Очистив урны, Вадим брал лопату, лом и скребок. Вначале он долбил тротуар. Это была самая тяжелая часть работы. Тротуар растянулся вдоль салона метров на двадцать и очень охотно леденел. Закончив с тротуаром, Вадим шел грести снег — прямоугольник тридцать на двадцать метров и парковку с другой стороны салона. В снегопад Вадим выбивался из сил и мог проработать часов до трех. Когда погода была хорошая, он уходил домой в девять. Платили Вадиму десять тысяч рублей в месяц. Конечно, он искал вторую работу, но пока не нашел.