Кодекс Арафской дуэли - читать онлайн книгу. Автор: Денис Миллер cтр.№ 8

– Ознакомься. – Декан указал Архиллу на стопку бумаг.

Архилл взял документы и начал изучать с повышенным интересом. А декан ходил по кабинету и разглагольствовал о том, что же это такое в нашей благословенной Империи творится, если высшая имперская аристократия озаботилась ни с того ни с сего состоянием математических наук? И кто? Он, декан, еще понял бы, если бы стипендию учредил сам принц Беруджи. Мало ли причуд приходит в аристократические головы время от времени – примеров не счесть. Но чтобы подобное учинил его взбалмошный сыночек Кали… Все знают, кто таков этот Кали-Менкалинан: стоит любую бульварную газетку развернуть – не промахнешься, везде он со своими похождениями. Он-то, декан, полагал, что Кали даже имени Замийля в жизни не слыхал. И нате вам! Пришла блажь в пустую голову! И Монтейн этот самый, видно, ему под стать.

– Не хватало нам тут еще прихлебателей графа! – закончил декан гневную тираду уже пониженным тоном, останавливаясь перед Архиллом.

Тот наконец ознакомился с проектом «мемориальной стипендии имени Замийля», утвержденной лично господином графом Менкалинаном, и сейчас старательно раскладывал по порядку его листы. Предполагалось, что стипендия будет назначаться в помощь талантливым молодым людям из провинции, поступающим в славный Политехнический колледж и вынужденным оплачивать полный курс обучения в сём столичном образовательном заведении.

– Будь она неладна, такая благотворительность! У нас не Академиум!

– Ну, допустим, этого добра у нас и без Академиума хватает, – задумчиво сказал Архилл и аккуратно положил проект на стол. – А так… Чего ты расстраиваешься? Бумаги оформлены как полагается, составлял сам поверенный Беруджи, комар носа не подточит. Так что юридически и финансово «стипендия Замийля» оформлена правильно, деньги выделяться будут. И что плохого, что в Империи каждый год будут подыскивать способного парнишку и оплачивать ему подготовку к поступлению в наш колледж и все годы учебы?

– Да кто же против! – возмутился декан. – Я только за! Сам бы лично отбором занялся! Но это… – Декан ткнул сигарой в лежащий сверху лист, на котором значилось, что первым стипендиатом, согласно пожеланию учредителя, является некто Джессинар Монтейн семнадцати лет, дворянин из Озерного края. – Что ты об этом думаешь?

Архилл пожал плечами.

– Я думаю, – сказал он и в задумчивости потер подбородок, – что этот паренек, пожалуй, не посрамит славу Политехникума.

– Это почему? – удивился декан.

Потому, оказывается, что некий Монтейн из Озерного края был Архиллу знаком. Не лично, правда. Забавная вышла история. Некоторое время тому назад профессор Архилл Тенедос, разбирая пришедшую на его кафедру почту, наткнулся на одно письмо. Написал его некий юноша семнадцати годов, откуда-то из провинции – Архилл не помнил точно, то ли из Озерного края, то ли нет. Если судить по тексту письма и прилагающимся к письму вычислениям, юноша был совершенно невежественен в грамматике и высокой математике. И неудивительно – ну чему, в самом деле, там в сельской школе можно научиться? Разве что азам при всем старании… Однако автор письма сообщал, что весьма интересуется математикой и что пришла ему в голову некая мысль, коею он и решил поделиться в своем письме: а вдруг она окажется дельной. Не передать словами, каким образом эта его «мысль» была записана… Да любой студиозус с первого курса помер бы от хохота, глядя на способ записи. И уж тем более на содержание: ведь приведено в этом письме было доказательство классической теоремы Замийля, известной каждому как раз по первому курсу. Однако профессор Тенедос не был студиозусом и помирать от хохота не стал. Потому что, в отличие от студиозусов, ему, профессору Тенедосу, было как свет небесный ясно, что деревенский паренек сам эту теорему сформулировал и сам это доказательство придумал, а не где-то вычитал и пересказал. Хорошее было доказательство – длинноватое, но нетривиальное. Увы, профессору Тенедосу было тогда не до провинциальных вундеркиндов. Злой он тогда был – Дикарь очередную свою авантюру задумал, вся «золотая» команда переругалась так, что клочья летели. Ну и ответил он мальчишке в том смысле, что, прежде чем изобретать нечто, следует хотя бы как минимум убедиться, что это до тебя еще не придумали. И в качестве пособия списочек приложил из пяти пунктов. И еще, погорячившись малость, пару книжек указал таких, что мальчику были явно не по зубам. После чего предложил написать, когда молодой человек закончит штудировать указанные книги, – тогда, мол, и говорить с ним о чем-то можно будет… «С почтением и уверением в уважении ваш…» – число и подпись. Написал и забыл. До того момента, пока не получил еще одно письмо от того же юноши – недавно, буквально на днях. За теорему Замийля он извинился, в книгах разобрался и приложил кое-какие заметки на основе прочитанного. Половина из них, конечно, оказалась бредом и ересью, но ход мыслей вновь был любопытным. Кроме того, в письме содержалась просьба обсудить эти проблемы при личной встрече – если, разумеется, профессор Тенедос не против. Отослано письмо было из Столицы и адресовано лично Архиллу Тенедосу.

– Я ему ответил, что теперь с ним встречусь, – закончил Архилл, не без удовольствия глядя на задумчивую физиономию декана. – А он, видишь, уже и тяжелую артиллерию подключил в виде стипендии Замийля. Нахальный, судя по всему, паренек. Люблю таких.

– Да, мальчик, похоже, многообещающий, – согласился декан. – И не только в математике, раз Красавчика Кали сумел на стипендию раскрутить.

– Ну так это еще надо убедиться, что мой Монтейн и это, – Архилл постучал пальцем по представительскому листу, – суть одно и то же. Мало ли в Озерном крае Монтейнов…

– Только вот мало кто из них хоть раз слышал о теореме Замийля…

⁂

В лекционный зал Архилл вошел подобно буре: стремителен, грозен и громогласен.

Студенты его побаивались, и было за что. Ему не было еще тридцати, а он уже считался лучшим математиком Империи. Был вспыльчив, скор на язык и тяжел на руку, поэтому особо непонятливым студентам приходилось от него серьезно страдать. Что же касается редких студенток, дерзающих посещать Политехнический колледж, то тех родители отпускали на лекции по математике исключительно в сопровождении бдительной компаньонки преклонных годов, ибо привлекателен был профессор без меры. Правда, девиц у себя на лекциях Архилл не любил: те, которые были хороши собой, отвлекали его; те, что были нехороши, вызывали отвращение, те, что были глупы, бесили, а умные… таковых Архиллу еще не попадалось, но он не оставлял надежды, что они где-то существуют и просто слишком умны, чтобы попадаться ему на глаза.

На самом деле он был не так сердит, как прикидывался. Нравилось ему пугать детей – вот этаких великовозрастных, которые страх перед школьной розгой потеряли и в колледже слабину в дисциплине почувствовали. Вот и сейчас в аудитории сидел не один десяток оболтусов, которым вся эта математика представлялась совершенно ненужной. Часть добросовестно писала конспекты. Часть развлекалась. Некоторые скучали.

Вот этих скучающих Архилл не любил даже больше, чем развлекающихся. Зачем приходят? Ни за знаниями, ни за развлечениями… Придут, сядут, глаза пустые в пространство уставят – только время убивают. Такие вот скучающие и становились его жертвами в первую очередь. Вот и сейчас, излагая материал, он то и дело оглядывался и осматривал зал – выбирал себе забаву, а студентам – поучающее зрелище.