В тени человека - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Гудолл cтр.№ 10

Однако подобный способ наблюдений не совсем устраивал меня — густая листва мсулулы скрывала животных, и я не могла разглядеть детали поведения, уяснить для себя характер взаимоотношений между отдельными членами группы. Дважды я попыталась следить за ними с более близкого расстояния — и оба раза неудачно: в первый раз шимпанзе заметили меня на пути к дереву и тут же скрылись, а во второй раз, хотя мне и удалось подойти поближе, я смогла увидеть лишь то, как они взобрались по гладкому стволу и через час спустились обратно.

И все же мне необычайно повезло: благодаря плодоносящей мсулуле я узнала за эти первые 10 дней больше, чем за последующие несколько недель. Несмотря на все наши старания, мы никак не могли найти еще одного крупного плодоносящего дерева или группы деревьев, хотя и обошли более 10 долин в заповеднике.

Из-за густого подлеска ориентироваться было трудно, шум горного потока оглушал нас и не позволял прислушиваться к звукам, которые помогли бы определить местонахождение обезьян. Правда, он заглушал и наши шаги. Иногда мы случайно сталкивались с шимпанзе, но они тут же исчезали. Можно себе представить, сколько раз обезьяны наблюдали за нашими передвижениями, хотя мы и не подозревали об их присутствии, и бесшумно скрывались, стоило нам подойти ближе.

Мы решили попытать счастья на горных склонах, но и это мало что дало: шимпанзе опять убегали, едва завидев людей, даже если нас разделяло глубокое ущелье или значительное расстояние, иногда до 500 метров. Нужно ли говорить, что я по-прежнему не знала никаких подробностей их поведения. Временами мне казалось, что стоит избавиться от моих спутников и начать самостоятельно передвигаться по лесу, как все пойдет по-другому. Поэтому я стала оставлять проводников на вершине холма, откуда они могли наблюдать за мной, и попробовала сама подходить к шимпанзе. Но их реакция не изменилась — они тут же исчезали, едва лишь я появлялась. И это еще было не самым худшим — выпадали такие дни, когда мы вообще не встречали обезьян. Чем больше я думала о тех обязательствах, которые взяла на себя, тем мрачнее становилось у меня на душе. И все-таки даже эти трудные дни сослужили свою службу: я как следует изучила территорию заповедника и полностью освоилась в нем, стала гораздо увереннее ходить по предательски скользким склонам. Моя кожа огрубела и обветрилась и уже не распухала от каждой царапины или укуса мухи цеце. Постепенно мне удалось узнать многие звериные тропы в тех пяти долинах, которые стали основным местом моей деятельности.

Не раз встречалась я с животными, обитавшими в горах; среди них были большие кистеухие свиньи с серебристой шерстью на загривке; полосатые мангусты, копошащиеся в листве в поисках насекомых; белки, а также полосатые и пятнистые слоновые землеройки. Постепенно я познакомилась и с различными видами обезьян, которые обитали на территории заповедника. Чаще всего мне встречались павианы — иногда они весьма терпимо относились к присутствию людей, как в то первое мое утро, а иногда начинали угрожающе лаять и лаяли до тех пор, пока не скрывались из виду. В каждой из долин я насчитала по две или три небольшие группы краснохвостых мартышек. Попадались и голубые мартышки ^[14]. Стада гверец ^[15] были гораздо многочисленнее и насчитывали до 60 и более особей, причем их ареал не ограничивался одной долиной. Несколько раз нам попадалась одинокая серебристая обезьяна, ее темное лицо обрамляла белая шерсть ^[16]. Водились здесь также и верветки, напоминавшие мне о днях, проведенных на острове Лолви.

Больше всего мне нравилось наблюдать за гверецами. Это довольно крупные обезьяны, и иногда я ошибалась, принимая взрослых самцов за шимпанзе. Спутать их было нетрудно — при слабом освещении темно-коричневая шерсть гверец казалась почти черной, к тому же они восседали на деревьях в позе, характерной для высших обезьян, — с выпрямленной спиной, придерживаясь рукой за верхнюю ветку. Но стоило подойти ближе, как всякие сомнения тут же рассеивались. Свисающие с веток длинные и толстые хвосты явственно свидетельствовали, что их владельцы не шимпанзе ^[17]. Гверецы смотрели на меня сквозь листву, выражением лиц напоминая удивленных старых дев в рыжих уродливых париках.

Мое первоначальное недовольство, связанное с тем, что мне не разрешалось ходить по джунглям в одиночестве, сменилось чувством искренней благодарности моим проводникам. За время наших совместных странствий по джунглям они показали себя незаменимыми помощниками, и я была искренне благодарна им. Особенно многому научил меня Рашид: он объяснял мне законы леса, учил прокладывать путь в непроходимой на первый взгляд чаще. Однако вскоре мне пришлось подыскивать себе нового провожатого вместо возвращавшегося в деревню Рашида. Егерь Адольф тоже решил уйти, так как не мог подолгу оставаться в джунглях без пищи. Некоторое время со мной ходил Соко из Ньянзы; его имя всегда вызывало у африканцев приступ смеха, так как означало на местном диалекте «шимпанзе». Его сменил высокий и стройный Уилберт, манеры которого были достойны восхищения даже тогда, когда он почесывал живот. Последним был Шорт, получивший свое прозвище за очень невысокий рост.

Эти крепкие выносливые люди, всю жизнь проработавшие в джунглях, стали моими друзьями. Я искренне привязалась к ним и многому у них научилась.

Месяца через три после нашего приезда мы с Ван одновременно заболели. Вне всякого сомнения, это была одна из разновидностей малярии. Поскольку врач в Кигоме заверил нас, что в районе заповедника никогда не регистрировалось это заболевание, мы не взяли с собой никаких лекарств. Теперь, лежа в раскаленной от солнца палатке и задыхаясь от жары, мы ругали его и проклинали себя за свою наивность. Но делать было нечего, оставалось лишь лежать в постели. Болезнь продолжалась около двух недель. Ван болела особенно тяжело: температура у нее в течение пяти дней упорно держалась на 39,4 °C и лишь чуть-чуть понижалась по ночам. Потом мы сами удивлялись, как она вообще осталась жива. У меня температура была немного ниже, но чувствовала я себя отвратительно. К тому же в течение всей болезни нас преследовал ужасающий запах тухлой капусты — это цвело какое-то дерево, название которого я не могу припомнить, так как для нас оно навсегда осталось «малярийным деревом».

Своим выздоровлением мы были в значительной мере обязаны нашему повару Доминику. Вначале он умолял нас поехать в Кигому, но мы наотрез отказались, мотивируя это тем, что не выдержим трехчасовое путешествие по озеру. И тогда Доминик взял на себя обязанности врача и сиделки. Он не отходил от нас ни на шаг и был настолько заботлив, что даже ночью по нескольку раз наведывался в палатку, проверяя, все ли в порядке с его мемсахиб. Как-то раз Ван в беспамятстве встала с постели и вышла из палатки. Доминик нашел ее под деревом часа в три ночи и помог добраться до кровати.