Василий Блаженный - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Власов cтр.№ 16

Честно говоря, Смирнов упорно думал, что ему не дадут добраться до рабочего места. Вот буквально из ниоткуда выскочат люди в форме или штатском, повалят на землю, замкнут на запястьях ледяную сталь наручников. И все, что он придумал, пойдет прахом.

Но вот Федор добрался до раздевалки. Здесь царила белоснежная чистота, стерильность. И по большому счету практически так и было. Влажную уборку в этом помещении делали не менее четырех раз в день, а дважды в день включали на полчаса кварцевую лампу, висевшую под потолком. За чистотой на молочном комбинате следили просто фанатично.

Федор переоделся в белый халат, рабочие брюки из серой синтетической ткани, матерчатые бахилы и шапочку из клеенки. Закончив, он стал просто неузнаваем — стандартная униформа работника молочного комбината «Деревенский рай» была просто непревзойденной по части обезличивания сотрудника.

Металлическая фляга перекочевала из сумки Смирнова в застегивающийся карман халата, как, впрочем, и обычно, когда он заступал на смену. Покончив с переодеваниями, Федор на минуту остановился — ему по-прежнему было как-то дико осознавать, что в ближайшее время он станет человеком, совершившим поступок. Он осуществит месть, он вернет себе гордость взамен бесцельно потраченной жизни!

Стараясь не смотреть по сторонам на других, чтобы глаза не выдали его, Смирнов направился в цех. Коридоры молочного комбината были такими же белоснежными и стерильно чистыми, как и раздевалка. Можно сказать, что они ничем не отличались от продукции «Деревенского рая», — она тоже была белоснежной и чистой.

Цех шумел, хотя это был ровный и почти что уютный звук. Не сравнить с каким-нибудь металлообрабатывающим или деревообрабатывающим предприятием. Тем более в этом цехе пахло совсем по-другому. Ванилин, творог, шоколад — все это перемешивалось в сытный букет, от которого начинали течь слюнки у любого, кто либо оказывался здесь случайно, либо работал не так давно. Понятно, что у людей, работавших в «творожном» цеху давно, рефлексы несколько притупились. Хотя, может и к лучшему: усиленное слюноотделение — не лучший спутник рабочего настроения.

За вычетом всех сопутствующих обстоятельств смена начиналась неплохо. Огромный чан, где смешивалась творожная масса для глазированных сырков, сыто урчал где-то в недрах своего металлического нутра. Струйки полужидкой, еще не застывшей творожной гущи текли на лотки и убегали в несколько окошек. За этими окошками находилась основная линия цеха — формовочная. Там массе придавали форму бруска, рубили на ровные кусочки и отправляли под сопла глазировочных аппаратов, которые проливали на творог темно-коричневую глазурь. Потом почти готовые сырки уходили в другой цех, где их охлаждали. Ну а финальной стадией производства было одевание готового лакомства в яркую, нарядную обертку.

Поглядывая на чан, Федор думал о том, что, наверное, это все-таки не очень хорошо, что смена идет так ровно и гладко. Надо хотя бы раз за смену открыть крышку и заглянуть внутрь. Всего на минутку — больше не надо. И он гарантированно успеет сделать свое дело.

Для тех, кто не был ни разу на ночной смене, надо пояснить, что это — весьма занудная штука. Особенно для людей, которые обречены не столько заниматься какой-то деятельностью, сколько следить, чтобы не произошло какого-то сбоя в налаженном процессе. Это усыпляет и убаюкивает похлеще любой колыбельной.

Мудрено ли, что сегодня для Федора минуты тянулись особенно тяжко? Казалось, что смена вообще никуда не движется. И вместе с тем желтовато-белые струи творожной массы все текли и текли на лотки, и не было в них ни единого изъяна, как будто бы в насмешку над тем поступком, который намеревался совершить Смирнов.

Федор поймал себя на мысли о том, что ему хочется заснуть на рабочем месте. Может быть, это заставит сработать закон подлости из числа тех, которые мистическим образом призывают трамвай на каждую закуренную сигарету и прячут вещь, которую ты ищешь, в самый дальний ящик стола вне зависимости от того, с какого из них ты начинаешь поиск. Ему так и представилось, как слипаются глаза, как он медленно погружается в ровное теплое забытье, еще не сон, но уже его преддверие. И вдруг — что-то летит кувырком в производственном процессе, и можно спокойно заниматься тем, что ему полагается делать, то есть устранять неполадки в работе линии.

Ожидание было непростым, но утешало то, что никогда не бывало такого, чтобы линия всю смену проработала без единого сбоя. Мелкие неполадки возникали с завидной регулярностью, хотя оборудование было импортным. Зато и исправлялись они буквально в течение нескольких минут. А если нет, то включалась резервная линия, и процесс производства не останавливался.

И вдруг — случилось. Ровный гул насосов и шелест творожной массы, льющейся из сопел, вдруг нарушились странным хлюпаньем. Из трех сопел творог на пару секунд перестал течь, а потом полетели в разные стороны какие-то ошметки, неопрятными кляксами растекаясь по стенам и полу.

— Линия, стоп! — Федор еще не успел понять, что, кажется, его время все-таки пришло, а горло уже выкрикнуло полагающиеся слова. В то же самое время правая рука потянулась к красной кнопке, и насосы смолкли. Федор быстро подбежал к чану, повернул запорные ручки и откинул крышку.

Причина неисправности была на виду — два шланга немного сместились, так что образовался узел, через который творог не мог просочиться. Эта работа была минут на пять. Но по сути Смирнову и этого времени было достаточно.

Он сноровисто распутал перехлест, снял и продул мундштуки шлангов, проверил, нет ли протечек рабочей смеси из насоса, не забилась ли воздухозаборная решетка. И наконец, убедившись, что все в порядке, Смирнов расстегнул карман и вытащил из нее стальную фляжку. Отвинтил крышку и стал лить прозрачную жидкость в творожную массу. Тонкая струйка вырывалась из горла, разрывалась на множество искристых капелек и падала вниз, оставляя на творожной массе множество быстро затягивающихся язвочек.

По металлическому трапу вдруг застучали быстрые шаги. Федор понял: мастер цеха захотел проверить лично, что там произошло на раздаче. Кажется, Смирнов попался, потому что он не успевает спрятать флягу ни при каком раскладе.

Мастер — толстый краснолицый усач — взбежал по лестнице к чану. Федор, не слишком-то соображая, что делает, поднес флягу к губам и сделал большой глоток. Жидкость внутри была солоноватая с горчинкой, немного пахла химией и чем-то напоминающим перекисшее тесто. Неприятное питье, но Смирнов даже не поморщился.

— Что тут? — спросил мастер.

— Да шланги перепутались. Я уже все починил, — ответил Смирнов, опуская крышку чана. Повернул запоры и нажал кнопку. Примерно минуту чан просто гудел — масса перемешивалась. Потом ровные бело-желтоватые потоки хлынули на лотки фасовочной линии.

— Ну поглядывай тут, чтобы все нормально, — одобрительно кивнул мастер, хлопнул Федора по плечу и шумно потопал куда-то в цех.

Смирнов, двигаясь ровно и спокойно, как машина, положил флягу в карман и застегнул липучку. Странное дело: он только что убил себя, но почему-то не испытывал по этому поводу ровным счетом никаких эмоций. Такое чувство, что это было совершенно закономерно и правильно. А может быть, все именно так и было. В конце концов, месть — такая вещь, которая сама по себе может стать смыслом жизни, а после того, как человек свершит возмездие, иногда и жить не надо.