Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Сутин cтр.№ 15

* * *

В июне 1938 года мать с сыном возвратились в Беркли. За исключением нескольких кратковременных отъездов, Фил останется в Калифорнии до конца своей жизни.

Решение Дороти покинуть столицу было импульсивным. Будучи направлена Детским бюро на собрание в Канзас-Сити, она взяла с собой Фила, с тем чтобы провести отпуск в Калифорнии. Снова оказавшись в зоне Залива, она решила остаться там и перевестись в офис Федерального департамента лесного хозяйства в Беркли. Затем Дороти сняла квартиру на Колуза-авеню, 560, где снова Бабуля и Мэрион стали частыми гостями; Мэрион писала картины, которые восхищали Фила, и давала ему книги, среди которых он особо выделял книгу стихов ирландского поэта Джеймза Стивенза ^[40], которая пробудила в Филе любовь к лирической поэзии на всю жизнь.

Скорее всего, на выбор времени для возвращения Дороти повлияло переселение Эдгара на юг, в Пасадену, где ему в меньшей степени угрожал арест. Но Филип очень радовался тому, что может, хоть и время от времени, навещать отца впервые за четыре года. Дороти чрезвычайно не нравились эти поездки, поскольку она все еще боялась, что отец заберет мальчика себе. Отец и сын вместе посетили в 1938 году Всемирную ярмарку в Сан-Франциско – Фил пошел на научную выставку, по совету Дороти, в то время как Эдгар смотрел представление стриптизерши Салли Рэнд. Также был организован день рыбалки на реках Сан-Хоакин и Сакраменто, во время которого Эдгар научил его чистить рыбу. Несмотря на радость, которую испытывал Фил во время этих загородных прогулок, Эдгар подчеркивал, что «ты мог увидеть огромные перемены… она [Дороти] из тех, кто правит железной рукой». Фил был «живым» ребенком, и Эдгар на этом настаивал, но «я хочу употребить верное слово… но казалось, что этой живости в нем нет, нету радости жизни. Он был очень заторможенным, я думаю… Я скажу то слово, которое хотел бы употребить. Он вызывал у меня такое чувство, что он был замкнутым… что он никак не мог вырваться».

Даже при угрожающем для нее присутствии Эдгара на юге, для Дороти, должно быть, Беркли представлялся чем-то вроде рая после жизни в социально консервативной столице. Будучи привилегированным, Беркли в конце тридцатых и в сороковые годы еще не был «Берсеркли» ^[41] шестидесятых и позднее. Он продолжал оставаться маленьким городком, но там был чрезвычайно большой процент свободомыслящих академических ученых и представителей богемы, которые процветали в районе Калифорнийского университета. Феминизм и пацифизм Дороти вполне вписывался в эту атмосферу. Отщепенцы, «заблудшие овечки» из респектабельных семей восточного побережья вели артистический образ жизни – поскольку деньгами их обеспечивали богатые родители – примерно в том же духе, что и их «собратья» в Париже двадцатых годов. Трамвай ходил вверх и вниз по Телеграф-авеню, вдоль которой находились элегантные маленькие магазины и рестораны, которые угождали космополитическим вкусам университетской интеллигенции.

Но там было также и основное население, представляющее собой рабочий класс, у которого не было ничего общего с жизнью кампуса. Ниже к бухте, по соседству с Сан-Пабло-авеню, были салоны подержанных автомобилей, кафе с сальной посудой, ремонтные мастерские и бары, где рабочие – «синие воротнички» (включая черное и японское население) и их многочисленные семейства проживали свои жизни. Именно окружение рабочего класса Беркли, а не академические круги станут определять место действия и характер персонажей в столь многих рассказах и романах Фила. Экономическое расслоение общества Беркли усиливалось благодаря топографии города: самые бедные семьи жили на равнинах, более благополучные – на холмах Беркли с их террасами, парками и ручьями. На своем собственном жаргоне юный Фил называл козлами тех богатых учеников, которые жили на холмах и могли спускаться с них на своих велосипедах по дороге в школу.

Осенью 1938 года Фил был зачислен в четвертый класс школы Хиллсайд в Беркли. Он оставался в Хиллсайде на протяжении всей весны 1939 года, закончив нижнюю ступень пятого класса, а затем в 1939/40 учебном году перешел в Оксфордскую школу – еще одну публичную школу в Беркли – уже в шестой класс. В течение года в Хиллсайде Фил, с позволения Дороти, взял себе имя Джим, но при переходе в Оксфорд он снова решил стать Филом. Причины этой перемены имени остаются неясными. Пэт Фланнери, его друг в начальных классах средней школы, вспоминает, что Филу очень нравилось иногда называть своих знакомых именем Джим. Возможно, Фил взял это имя, которое звучало обыкновенно для нового мальчишки в городе.

Если «Джим» искал признания, то он его добился. В Хиллсайде выставлялись оценки только «Удовлетворительно» («У») и «Неудовлетворительно» («Н»); Джим заработал все «У» плюс похвальные отзывы в табеле. Его учитель в четвертом классе отметил, что «Джим занял достойное место в нашей группе. Он очень популярен среди своих товарищей. У него прекрасно развито чувство справедливости, и они, как видно, понимают это». В пятом классе было отмечено: «Для мальчика его лет у него большие выдержка и самообладание». В шестом классе – в Оксфордской школе, – когда он снова стал Филом, он служил младшим транспортным патрульным.

Но в Хиллсайде он часто не посещал школу – к примеру, Фил пропустил почти четверть весеннего школьного семестра в 1939 году. Дороти вспоминала, что «ему было так скучно в публичной школе – с самого начала, – что он не упускал любого случая остаться дома под предлогом ловко придуманной болезни». Возможно, некоторые из этих пропусков действительно были связаны с болезнями, которые нельзя назвать «притворными». У Фила продолжались весьма сильные приступы астмы. Не будучи рьяным атлетом, он, пускай не очень активно, но все же пускался в обычные для мальчишек занятия, такие как катание на велосипеде, игру в прятки, но это скорее напрягало его, чем доставляло удовольствие. Юный Фил был застенчивым и гордым, и унизительное положение, в которое могла поставить его одышка, вынуждало его держаться в стороне от игр приятелей. К тому же он стал испытывать короткие, но тревожные приступы пароксизмальной тахикардии (внезапное сильное сердцебиение – то состояние, от которого часто страдал Эдгар) наряду с проявлениями экземы. Тахикардия сопровождала его на протяжении всей жизни. Конечно, эти физические недомогания имели свои психологические последствия. Верно и то, что Фил никогда не чувствовал себя как дома в Хиллсайде или в Оксфорде, сидя за партой. Позднее Фил будет вспоминать, что ему в шестом классе поставили диагноз: «неспособность к обучению». Был или не был поставлен такой диагноз, но он отражает самоощущение мальчика в рамках академического образования.

«Самообладание» Фила проявлялось не только в школе, но и в его отношениях с Дороти, которая относилась к нему как к маленькому мужчине в доме – человеку ответственному и заслуживающему серьезное уважение. И Филу, хотя в глубине души он тянулся к любви, нравилась эта лестная для него точка зрения, и он вел себя с таким достоинством, которое только мог выказать мальчик. Как-то Дороти решила приобрести собственность в близлежащем Конкорде. Энн Дик пишет: «Фил вспыхнул. Он заявил, что не будет жить нигде, кроме как здесь. Дороти лишилась благоприятной возможности на миллион долларов».