– Вот решил проведать… Все ли у вас в порядке? Что новенького?
– Дак… Колбаску завезли… Тушенку вот… Давно не брали… – Зойка ловким движением положила под весы участковому готовый сверток. – Хлебца не желаете?!
– Свешай свеженького… С полкило…
– У нас несвеженького не бывает! Через час все разберут! Мы порядок знаем. Власть уважаем!
Иван Иваныч вынул из широких карманов большой платок, утер им лоб и высморкался.
– До свиданьица, Зоя Ильинична.
– Доброго здоровичка, Ван Ваныч. Покупочку не забудьте.
Очередь магазина расступилась перед ним.
– А нам тушенки? – осмелела высокая худая баба в серой фуфайке.
– А нам хлебца с селедочкой!
– Как арестантам?
– Ну будет болтать! Счас магазин закрою. Мне еще молоко на кирзавод везти.
Очередь тут же подобралась и замолчала. Стучали только гири на весах, да бабы ино просили под запись то крупы, то маслица постного… А еще горошку на суп…
Капитолина приноровилась даже помогать. Освоилась быстро. Подносила крупы и макароны, вскрывала ящики с маргарином.
– Ну что у нас за шарашка! – возмутилась молодая дама в темной шляпке. – Хлеб да селедка… Икра вон всю печень проела…
– Заелись, – спокойно ответила ей пожилая женщина в затертом платке. – Забыли, как за пайкой сутками стояли. Селедку-то на Первое Мая только и выбрасывали. Отвесь-ка мне, дочка, вон ту длинненькую, да макарон с полкило.
– Длинная больше килограмма, теть Вер. Отрезать придется.
– А ты не режь! Сын ведь прибыл у меня. Мужика кормить надо. И икорки свесь в баночку вот…
После обеда Зойка навесила на двери магазина большой замок, плюнула на обратную сторону картонки, на которой было корявым ее почерком написано «Ушла на кирзавод». Они погрузили с Капитолиной на телегу решетки с молочной продукцией и хлебом, Зойка чмокнула в морду тощую клячу, и телега, скрипя, покатилась к громадному карьеру, на краю которого дымил кирпичный завод, в простонародье «кирзуха».
Первое посещение завода настолько поразило Капитолину, что она не спала ночь.
Заводик небольшой, скученный… На полу рельсы… смазка, глина… И все в дыму. Жарко, дымно и сквозь этот дым бабы тянут вагонетки с сырым кирпичом в пекло обжигательной печи. Они были все в мокрых майках, жилистые, обезжиренные, прорезали дым, сами дымные, как привидения.
Зойка сдала начальнице молоко по накладной и хлеб под запись.
Через раскрытые ворота цеха была видна Ангара, и воздух был прозрачен и покоен, и кубок чистого неба казался отсюда невероятным…
«Так, наверное, из бабкиного ада глядят», – подумала Капитолина. Она уже задыхалась и едва сдерживалась, чтобы не рвануть туда, в чистый кусочек природы.
Вдруг этот дым прорезал резкий голос.
– Климова, а ты почему молоко не пьешь?! А кашляет как?! Ты у врача была?!
– Была, была! Все нормально, Людмила Георгиевна!
Тут Капитолина только рассмотрела полную фигуру в белом халате и рядом с нею сырую от пота, прямую как палка, чуть тронутая щербатым ножичком, женщину. Пот стекал с нее ливнем, мокрые волосы прилипли к голове. Лицо ее было белее дыма и прочерчивалось сквозь него своей белизною.
– Я тебе путевку через профсоюз выбила. На курорт. Купаться поедешь.
– А потом опять сюда, – заметил кто-то из нагружающих вагонетку сырым кирпичом. – Куда она поедет? Она молоко-то не пьет – детям тащит. Прокорми-ка такую ораву…
– Так, Климова, ты думаешь, что детям лучше будет от твоей смерти?! Хорошо им будет в детском доме?! Счас же открой бутылку и при мне выпей молоко!
– Выпью… Попозже…
– Я кому сказала! И всем прочим – чтобы при мне выпили!
– Мы в обед с хлебцем!
– Знаю я ваше «с хлебцем»! Инвалидам своим скормите.
– Они воевали!
– А вы на печи лежали? Им положено воевать… Они мужики. Климова, открой бутылку и выпей молоко.
Климова нехотя открыла бутылку и сделала глоток.
– Кого это ты привела? – спросила она Зойку, глядя на Капитолину.
– Сеструха моя… С Байкала.
– Не дай бог на работу! Беги отсюда, девка! Учись иди… Сгниешь тут заживо и молоко не поможет!
– Прям! – сказала Зойка, складывая пустую тару. – У нее семилетка! Куда еще учиться! Пусть в торговлю идет!
– В торговле посадют! – крикнул кто-то из пара.
– Не посадют! Меня же не садют! – ответила Зойка.
– Скоро посадют!
– Ой, не каркайте! Раскаркались там! Лучше молоко пейте!
Когда телега катила назад, пухленький участковый подвалил на телегу и привалил к Зойке, взял из рук ее вожжи, задержавши ее руки в своих.
– Подружка? – спросил он о Капитолине.
– Землячка, Ван Ваныч, – сладко вдруг пропела Зойка. – Вот приехала с Байкала. Ни жилья, ни работы! Поможете?!
– Че ж… Поглядим. – Участковый оценивающе глянул на Капитолину и, тут же потеряв к ней всякий интерес, придвинулся к Зойке.
– Пусть пока у меня поживет, – заиграла голосом Зойка. – Ну не на улице же ей ночевать!..
– Ну пусть поживет… пусть поживет… – обнимая Зойку, мурлыкал Ван Ваныч.
– Ой, Ван Ваныч… Ну, Ван Ваныч… Люди же кругом! Вон директор завода на машине едет!
Ван Ваныч тут же отдал вожжи Зойке, спрыгнул с телеги и строгим властным голосом сказал:
– И чтоб никто не знал о ней… Ничего! Хорошо бы пока не видал никто… А там, глядишь, устроится!
В магазин вернулись уже при весенних свежих сумерках. Пока наводили порядок и мыли полы, стемнело.
– Хорошо с тобою-то… – вздохнула Зойка. – Быстро управились. – Она все стучала счетами, заглядывая в накладные. Вставала, пересчитывала банки, потом махнула рукой – не могу… Устала седни… Пойдем домой.
Домой она взяла сверток с мясными и рыбными обрезями.
– Придем, картошечки нажарим… С рыбкою…
Домой шли долго, переулками, обрывами, мимо длинных заборов.
– Зой, – осмелев, спросила Капитолина, – а этот… Участковый…
– Ну ладно! Поняла и поняла…
– Ну он же старый!
– А куда мне деваться?! Он меня на работу устроил… Все-таки магазин, не кирзавод… Комнату втихую сделал в бараке. Не на улице же… Пожила я в подсобке. Полгода. Позамерзала с крысами. Никому не пожелаю… Да я и привыкла к нему. Не бойся, подруга… Это ненадолго. Вот сделает он мне прописку в бараке, и устроюсь я в ресторан… Официанткой… В наколочке буду ходить… Я уже примеряла одну… Вот там я и найду своего офицерика. А Ван Ваныч, это так… Да и что толку с этих молодых? Только пожрать и приходят. Корми их… Был у меня такой… Грузчик… Нет уж, лучше Ван Ваныч.