Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - читать онлайн книгу. Автор: Светозар Чернов cтр.№ 215

– Может, Курашкина попросить? – предложил Артемий Иванович. – Если филер из Особого отдела, они друг друга наверняка знают. А я ему сейчас прощение напишу от царя.

И Владимиров принялся за дело, забыв даже о недоеденной каше. Спустя несколько минут он вернулся с листом бумаги.

«Мы, милостью Божьей Александр Третий Александрович и всея Руси, а также и т. д., даруем сим ниженаписанным прощение и помилование беглому матросу Тарасу Курашкину за оказанные нам услуги по уведению филера от нашего дома на Эбби-роуд.

С чем и остаюсь,

Ваш покорный слуга

Гурин Александр (исправленному верить)».

Курашкин внимательно выслушал прочитанное Артемием Ивановичем и согласно замычал.

– А я тебя напоследок еще кашей накормлю, – в дополнение к высочайшей милости от себя пообещал Владимиров и вынул у Курашкина изо рта кляп.

– А у вас там двое в пидвали сыдять, де дынамит, – сообщил Курашкин, с удовольствием отплевываясь.

– Кто там у нас еще сидит? – не понял Артемий Иванович.

Он оттащил в сторону ковер, сдвинул засов и открыл люк. В облаке динамитной вони показались две головы со слезящимися красными глазами.

– Подкоп! – не своим голосом заорал Владимиров, бросаясь в столовую. – Подкоп!

Схватив попавшийся под руку столовый нож, Фаберовский выскочил в гостиную, за ним Даффи с Батчелором.

– Это же Легран и мосье Ландезен, – тихо сказал у них за спиной Васильев. – Он забирал меня из Шарантона.

И француз, и еврей, нанюхавшись за ночь динамита, были просто не в состоянии сопротивляться. Их связали той же веревкой, которую только что сняли с Курашкина, и привязали к той же пальме спинами друг к другу.

– Я могу догадаться, когда эти джентльмены попали в подвал, – сказал Фаберовский. – Я сам закрыл за ними крышку люка. Но как они смогли проникнуть в дом, если господа Батчелор и Даффи всю ночь не смыкали глаз, а Конрой расхаживал со шваброй, как гвардеец в Виндзорском замке?!

Под пристальным взглядом поляка ирландец и рыжий сыщик повинно опустили головы.

– Вам повезло, что вы проснулись сегодня не на небесах, – бросил им поляк и пошел в коридор навстречу Шапиро, которая возвратилась с переговоров с филером.

– Он говорит, что заступил на пост только четыре часа назад и сменится лишь вечером, – сообщила она. – Тогда, говорит, и погуляем. И говорит это, заметьте, на русском языке.

– Эгей! С лышаем в увсю рожу? – спросил Курашкин. – Так це ж Сруль Эвенчик! Вин теж до Салливану ходыть!

– Иди, Тарас, к этому Срулю, – сказал Фаберовский, – скажи, что инспектор Салливан назначил на сегодня четырехчасовое дежурство. Скажи ему, что сейчас ты сменишь его, потом еще кто-то из ваших общих знакомых сменит тебя, а того еще один. И только потом к десяти вечера пусть он опять приходит сюда.

– Вси зроблю як старшой пысарь с нашого броненосця, – уверил Курашкин и отправился на улицу.

Неизвестно, как и что делал на броненосце неведомый писарь, но хохлу удалось спровадить Сруля безо всяких проблем. Теперь оставалось только отвязаться от Гримбла – и путь к свободе был открыт. Фаберовский вывел еврейку в сад и сказал ей, подводя к ограде:

– Доктор Гримбл все еще торчит перед домом на Ньюджент-Террас. Пора его убрать. Как ты думаешь, кого он напоминает? Джека Потрошителя из газетных публикаций. Он доктор, на нем дурацкий парик для маскировки и широкополая шляпа, прикрывающая глаза, а в руках черный докторский саквояж, с которым он никогда не расстается, потому что в нем, скорее всего, очень дорогой набор хирургических инструментов.

– Вы хотите сдать его полиции? – спросила Шапиро.

– Почему бы и нет? При таких данных полдня в участке Гримблу будут обеспечены.

– И как вы намерены это сделать?

– Ты заорешь: «Потрошитель, Потрошитель». А дальше полиция и сама уже его не отпустит.

– Хорошо бы заманить его сюда.

– Нет ничего проще. Он обезумел от ревности и сам готов попасть сюда, если найдет тому оправдание. Вспомните, что пани делала ночью с паном Артемием.

– Что я делала! Я провела эту ночь без сна, глаз не сомкнула! Половину ночи я слушала его трактат, а вторую пыталась намазать ему его брюшко йодом.

– Не мне тебя учить. Издай парочку томных звуков, он непременно клюнет на это.

Шапиро последовала совету Фаберовского и действительно, не прошло и минуты, как над оградой со стороны пустого дома появилась голова Гримбла в сползшем набок парике.

– Потрошитель! – завизжала Шапиро. – Спасите, Потрошитель!

Ее визг услышал находившийся на постоянном посту на Аберкорн-плейс констебль, вбежал в сад пустующего дома и ухватил за ноги висевшего на ограде Гримбла.

– Кто вы такой? – спросил полицейский у доктора, стянув его вниз.

– Я доктор Гримбл! – возмущенно ответил тот, пытаясь вывернуться из мертвой хватки констебля. – Вы не имеете права меня трогать!

– В суде вы можете сослаться на Habeas corpus ^[25], если считаете свой арест незаконным.

– У него в саквояже нож, – выкрикнула из-за ограды Шапиро. – Он хотел меня зарезать!

Констебль застегнул на запястьях извивающегося Гримбла наручники, приложил его дубинкой промеж лопаток и с удовольствием наступил тяжелым подкованным ботинком на упавший на дорожку монокль, который с хрустом раздавился. Затем раскрыл саквояж и вынул из него набор хирургических инструментов в дорогом футляре из красной русской кожи с золотым вензелем.

– Мадам, не соизволите ли вы пройти со мной в участок, – сказал через ограду полицейский еврейке.

Фаберовский знаком показал ей, чтобы она шла. Шапиро покинула дом через Эбби-роуд и вскоре нагнала констебля с извивающимся в наручниках Гримблом.

А поляк вернулся в дом и попросил Розмари подняться к нему в кабинет.

– Я оставляю Лондон на неделю, – сказал он, – и поручаю тебе, Рози, присматривать за домом. Вот деньги на неделю вперед. И еще одно: если со мной что-то случится и я не приеду в этот срок, попробуй обратиться к мисс Пенелопе Смит. Кроме того, на Батчелора я оформил доверенность на управление в мое отсутствие делами агентства, так что у него будут кое-какие деньги, можно продать кое-что из обстановки, например из спальной Леграна.

– Огастин едет с вами?

– Да, и больше он сюда не вернется.

* * *

Договорившись с Батчелором, что прибудет прямо на Лаймхаузский причал, Фаберовский поехал на Харли-стрит. По пути он заехал на почту, где дал телеграмму о своем отъезде генералу Селиверстову.