— Привет.
Оборачиваюсь на голос и вижу перед собой хорошенькую девочку лет семи. Пальтишко в яркий цветочек, резиновые сапожки и огромная сумка для художки, закрывающая почти всю девочку. Стоит и смотрит, словно знает меня.
— Привет. Мы знакомы?
— Ну, я тебя точно знаю. Ты рисуешь у нас в школе по понедельникам, средам и пятницам. Теперь понятно почему не ходишь, ты заболела. Я Маша, кстати.
— Вот как. А я Ксюша.
— Я знаю. Твои работы висят на почетном месте, там и фамилия написана.
— Какая ты осведомленная.
— Нет. Просто внимательная. А тебе можно быть на улице?
— Вряд ли, но в палату не хочется.
— Я есть хочу, тут столовка вкусная, пошли туда?
— Тебе, наверное, лучше не находиться со мной рядом, у меня пневмония все-таки.
— Неа. Ты же давно болеешь, значит уже незаразная. Я лучше знаю, у меня папа врач.
— Ну да, детям врачей виднее. А можно нескромный вопрос, почему ты здесь одна?
— К папе на работу пришла. Но еще только три часа, а он в шесть заканчивает. Пойдем, там такие вкусные булочки с корицей, — тянет меня за руку и ведет к столовой.
Хорошо, что в кармане оказалось сто рублей, а то как-то неловко есть за счет ребенка, а булочка действительно оказалась райским наслаждением. Маша без конца что-то говорила, так пролетел почти час. Девочка оказалась не по возрасту умна, порой казалось, что говорю со своей сверстницей. Или я просто тупа для своего возраста…
— Ну как тебе? Только честно, — Маша протягивает один из своих рисунков.
— С точки зрения техники для ребенка, наверное, хорошо. Но чего-то не хватает. Думаю, тебя заставляли это рисовать.
— Как ты узнала?
— Не знаю, шестое чувство.
— Мне вообще не нравится художка, но лучше ходить туда, чем на какую-нибудь гимнастику. А папа все равно куда-нибудь да заставит ходить. Его девиз — надо развиваться. А я дома хорошо развиваюсь, зачем мне еще что-то?
— Ну, одного развития дома недостаточно. Надо и в массы выбираться. Твой папа хочет для тебя лучшего, как и все отцы, — сказала про отца, а самой стало так неприятно. Судя по тому, что девочка говорит только про папу, складывается впечатление, что мамы там вовсе нет.
— Да. Мой папа тоже хочет для меня самое лучшее.
— Ладно, Маш, мне идти надо. Если меня снова не обнаружат в палате, мне конец.
— Давай провожу, нам все равно по пути. Ты же на третьем этаже?
— Да. А ты откуда знаешь?
— Я эту больницу хорошо знаю, я же часто к папе прихожу.
— Ну да.
Казалось, Маша знает все закоулки этого ужасного места. Проводив меня до отделения, она попрощалась. Я же пообещала девочке встретиться на нашем общем художественном поприще. Не успела я войти в палату, как меня тут же отловила медсестра, наказав срочно явиться к врачу. Быстро сняла с себя верхнюю одежду и натянула тапочки. Стою около ординаторской, а у самой ноги подкашиваются, и сердце стучит так, словно еще чуть-чуть и выскочит. Немного отдышавшись, решила, что нечего бояться, и вообще попрошу меня выписать.
— Анастасия Николаевна, вы меня звали?
— Ну, хоть ума хватило переодеться. А ты вообще в курсе, что нарушаешь больничный режим?! Тебе сколько раз надо сказать, чтобы ты уяснила, что надо лежать в палате??? Тебя только перевели из ОРИТ, неужели это так сложно понять?
— Выпишите меня домой, пожалуйста.
— Ты в своем уме? Какое домой?! Вон с глаз моих, и чтобы я этого больше не слышала. Такой ужасной пациентки у меня сто лет не было. Душ сломала, палату на уши подняла, еще и вздумала уйти с таким диагнозом. Кыш в кровать.
— Такой душ не грех было сломать, а ваших бабок я вообще на ноги подняла. Они, наконец, перестали только лежать и портить воздух. Выпишите меня, заявление я напишу.
— Ксения, это не шутки. Никуда я тебя не отпущу. Иди в палату. Ни слова больше.
— Ну и пожалуйста, я просто так уйду тогда. У вас здесь не больница, а черт знает что. И медсестры ваши вообще ничего не умеют. У меня задница вся в шишках и синяках, уже и не присесть, а про вены я вообще молчу, — прокричала я на одном дыхании и быстро покинула помещение.
Ну почему слова вылетают прежде, чем я подумаю? Ляпнула, а теперь стыжусь своего всплеска. Медсестра Лена вообще душка, попу мне йодом помазала, а я такое сказала. Как же гадко на душе, нужно срочно извиниться. А потом все же уйти. Беру мобильник, набираю номер Марины — занято. Набираю снова — ответ такой же.
— Хорошо, Марин. Прямо сейчас приезжай. За детьми нужен глаз да глаз, — оборачиваюсь, а передо мной стоит тот самый врач. Марина, дети… Это что, снова обо мне? Еще и наябедничал Марине?
— Здравствуй, зайчуша. Снимай трусы.
Глава 3
Сергей
— Ну что, вылечил очередную пациентку? — интересуется Маша, как только я сажусь в машину.
— Нет. Она оказалась на редкость тяжелым случаем, — подумать только, взрослая девица и “мужик меня осматривать не будет, вызови врача женщину”. Охренеть, к такому повороту я не был готов. То ли дура, то ли просто выпендривается, еще и натянула на морду одеяло. Детский сад отдыхает.
— Пап, ну может я дома останусь. Не хочу в художку.
— Не обсуждается. Там ты хотя бы под присмотром. В три закончишь и сразу домой. Как придешь, позвони.
— Ладно. А к тете Марине точно нельзя?
— Нет. Там карантин.
Рабочие будни пролетели незаметно. Отсутствие няни частично скомпенсировала занятость Маши, а потом уже и Марина подключилась. Казалось, жизнь налаживается: Маша относительно пристроена, начальство не докучает, впереди выходные.
— Сереж, ну что ты думаешь по этому парню? — отрывает меня от мыслей голос надоедливой коллеги Насти. А что я думаю? Лишь то, что никогда нельзя трахаться с тем, с кем приходиться работать бок о бок. Несколько минут сомнительного удовольствия, а теперь ходи и консультируй ее больных. Так ладно, было бы кого консультировать. Поди из кожи вон лезла, чтоб хоть кого-нибудь найти. Как же, пятница, конец рабочей смены, нужно и о себе напомнить. И непременно необходимо стоять надо мной, слегка тереться об меня бедром и поглаживать плечо.
— Все нормально с твоим парнем. Никакого хирургического вмешательства там не требуется. И ты, как опытный терапевт, могла бы это и так понять. Насть, у нас был с тобой просто секс. Ты же взрослая женщина, все понимаешь, не стоит делать таких явных намеков. Что было, то было. Мне не нужно продолжение. Запись я свою оставлю, а ты, будь добра, вызывай в следующий раз по делу, — Настя отстраняется, чувствую ее тяжелый взгляд спиной.
— Как скажешь, Сережа, только знаешь…