– Нет.
– Почему?
– Мой дедушка всегда говорил, что человек, который хотя бы немного умеет думать и анализировать, никогда не скажет про себя, что он умный.
– Мудрый дедушка у тебя был.
– Да. И очень хороший.
А вот при упоминании о деде голос дрогнул.
– Он умер.
– Я знаю.
– Не сомневаюсь.
Её эмоции ему понравились. Они были сладкими. Те, кто утверждают, что эмоции не обладают запахом и вкусом, сильно заблуждаются. Или просто не дошли до того уровня бытия, или назовите это властью, когда начинаешь в полной мере ощущать их. Причем на физиологическом уровне.
Катя осторожничала, и сейчас её небольшая вспышка язвительности очень его позабавила. Девочка идеальна. Её контроль восхищает.
Какие же страсти бушуют внутри тебя, Воробушек?
– Кушай, Катя.
Катя с минуту ела, он тоже.
Она не выдержала первой. Отложила вилку. Налила сок, при этом её рука едва заметно дрогнула. Опустошила стакан наполовину, выдав, что её мучила жажда, и лишь после этого спросила, начав диалог первой:
– Руслан Анатольевич, вы же… ты неспроста задал вопрос про мои умственные способности? – Но дальше ничего не последовало.
– Да, – он лениво растягивал слова. Ему нравилось вести беседу в заданном тоне. – Хотел дать тебе поесть.
– У меня кусок в горло не лезет, – буркнула она недовольно. Потому протяжно выдохнула и снова продолжила: – Извини за излишнюю эмоциональность…
О, нет, Воробушек, давай. Прояви себя. Как тогда, когда швырнула в него трусами.
Руслану даже будет интересно посмотреть, какая она в гневе.
Но чуть позже.
– Я пригласил тебя не только для ужина, Катя. Думаю, ты это понимаешь. И понимаешь многое другое… Уточнять вслух не будем. Я хочу тебе предложить побыть моей гостьей.
* * *
У Кати запершило в горле, и она сделала ещё один глоток сока. Не приторный, даже немного кисловатый.
– Гостьей? – переспросила Катя, не веря до конца в услышанное. – Со всеми вытекающими?
От перспектив у неё закружилась голова.
Конечно, она не дурочка, и знала, зачем её везли к Ковалю. Ясен пень, что не разговоры вести задушевные.
Она предполагала, что будет нечто такое, и всё же оказалась совершенно не готовой.
– Со всеми вытекающими, – подтвердил Коваль, опасно сверкнув глазами, мгновенно показав, что за маской равнодушия скрывается опасный человек. – Но не сразу.
Вот как…
Катя задышала чаще, отчего её грудь ритмично поднималась и опускалась, не подозревая, что тем самым привлекает к ней дополнительное и в эти минуты совсем неуместное внимание. Пробуждает алчного хищника, которого почти удалось взять под контроль.
– Сначала завершишь лечение. И, возможно, ещё пару дней на адаптацию.
– А за это время у меня с вами… с тобой будет оральный секс? Минет и, возможно, анал?
Губы Коваль растянулись в циничной усмешке, обнажив идеально ровные белые зубы.
– Современных девственниц ничем не удивишь.
– Да здравствует интернет и порноиндустрия.
– Я совру, если скажу, что не хочу, чтобы ты у меня отсосала, – слова прозвучали ужасно грубо, совершенно не соответствуя почти домашнему ужину и обстановке за столом. – Я очень хочу, Катя, видеть, как твои губы смыкаются на моем члене. Как твой язык скользит и облизывают головку…
Он говорил, а у Кати по спине покатилась капелька пота. Его слова, произносимые без какой-либо интонации, почти обыденно, ввергали её в густую пучину, заставляя под столом свести вместе бедра.
– Это будет. Но позже. Пока ни анала, ни минета. Я не хочу тебя сломать. Ты не похожа на шлюху.
– Я должна быть благодарна за то, что ты не собираешься меня ломать?
– Хочешь – будь.
– А если не хочу?
– Можешь встать, и тебя мои люди отвезут в СИЗО. Всё предельно просто.
– Нет, я не про то… – Катя растерянно провела рукой по волосам, ещё сильнее их растрепав и став ещё привлекательнее. – Я про вытекающие последствия.
Взгляд Руслана пронзал насквозь. Жестокостью и жесткостью.
– Я уже сказал: ни минета, ни анала не будет.
– Но что-то будет?
– Что-то будет. Однозначно.
– Не понимаю…
– Тебе и не надо.
– Ещё одно… Я должна знать, прежде чем дам ответ. Ты садист?
– В отношении своих любовниц – нет. Тайной коморки Синей Бороды в моем доме не имеется. По крайней мере, в этом.
– У тебя шикарное чувство юмора, Руслан Анатольевич.
– Даже так? Рад, что оценила.
Кате не верилось, что она с ним беседует. Она запомнила его, как человека, отдающего команды. Того, кто не может шутить, улыбаться. Коваль, конечно, не делал ни первого, ни второго. Она вообще с трудом представляла, чтобы он улыбался. Не просто губами, но ещё и глазами. От чистого сердца, потому что ему хорошо, и он готов этим хорошим делиться с окружающими.
Нет, это не про генерала Коваля.
Часто военных мы рисуем в воображении суровыми ребятами. Брутальными альфа-самцами, мускулистыми, готовыми на всё ради государства, чести, братства. Реальность нам дает спивающихся прапорщиков, не умеющих перебрать «калаш».
Коваль не подходил ни к первой категории, ни ко второй. Второе – смешно. А первая категория… Нет. Возникало ощущение, что Коваль выше. Что есть в нем нечто, отчего прогибаются окружающие.
Кате прогибаться не хотелось.
И всё же…
– А если я откажусь? – она решила задать именно этот вопрос.
– Катя, не разочаровывай меня. Я же сказал – тебя отвезут в СИЗО.
Она ему не поверила.
Ни на грамм.
На дне стальных глаз затаилась опасность. Та же, что и в каменных мышцах, которые она лицезрела. Красивые, очень сильные. Не перекаченные, а природой данные. Катя старалась не смотреть на Коваля, не воспринимать его, как мужчину.
Не получалось.
– И всё? Так просто…
Она тянула время.
И они оба это понимали.
– Так просто. Зачем усложнять? Скажем так, я под домашним арестом. Моё передвижение ограничено. И я хочу видеть тебя своей гостьей.
Он выделил «тебя». Совсем чуть-чуть, едва заметно, но достаточно, чтобы кожу Кати, словно миллионами иголок пронзило.
Когда человек, наделенной властью, масштаба которой она даже не могла предположить, смотрит на тебя выжидающе – это не страшно. Это жутко. Ты понимаешь, что ты никто и зовут тебя никак. Что один хлопок ладоней, и тебя не станет.