Большое небо - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Аткинсон cтр.№ 28

Пришлось огибать Лотти, крепко дрыхнувшую на площадке, после чего Энди на цыпочках поднялся на чердак, служивший офисом «Экзотическому путешествию». Постоял на пороге, послушал, не ворочается ли Рода в спальне внизу. Включил компьютер. Залогинился. На всем чердаке светился только экран, и Энди долго-долго смотрел в него, а затем вбил адрес сайта. «Гуглом» такие сайты не ищутся.

Украдкой куря на пороге, Кристал услышала, как на дорожку сворачивает машина. Сощурилась во тьму, сердце испуганно екнуло. Опять серебристый «БМВ»?

Вспыхнули лампочки датчика движения вдоль дорожки – подъезжало всего-навсего местное такси, Томми возвращался домой из «Бельведера».

– Елки, – буркнула Кристал, растирая сигарету подошвой.

Прыснула в рот освежителем, застыла на пороге в позе, больше уместной на подиуме, а когда Томми вылез из машины, сказала:

– Привет, милый. Хороший был день?

– Ага, отличный, – ответил Томми Холройд. – Выбил альбатроса.

Кристал нахмурилась. На ум не приходил сценарий, в котором из этого получился бы отличный день, особенно для альбатроса, но она сказала:

– Ой, какой ты молодчина. А я и не знала, что в Британии они водятся.

«Сойдетитак». «Семейный дом», как он теперь именовался юридическим языком Стива Меллорса. Голубиный отдел мозга привел сюда ноги на автомате. Может, Винсу удастся поговорить с Венди – пусть притормозит с разводом, чтоб он не потерял вообще все, особенно достоинство.

В доме горел свет – да блин, что ж такое-то, а? За электричество по-прежнему платил Винс. Венди могла бы немножко смилостивиться – хотя бы выключателем щелкнуть. У нее-то работа есть – на полставки, но прекрасно могла бы выйти на полную, зарабатывать побольше, а не обирать до нитки его. (И половину его пенсии заграбастает! Это что, справедливо?) Венди работала в администрации местного колледжа, хотя, придя с работы, так театрально валилась на диван, будто голыми руками уголь с утра до ночи разгребала. («Я вымоталась, Винс, принеси мне просекко, а?»)

Винс заглянул в окно с фасада, но в щелочку между шторами, с палец толщиной, ничего не увидел. Вряд ли Венди там с новым мужиком – она бы наверняка миловалась в постели при мягком свете лампы или великодушном огоньке свечи, а не под жарящей на всю катушку пятирожковой люстрой из «Бритиш хоум сторс». Универмаг, может, и разорился, а их осветительные приборы доблестно тянули лямку. Вечер субботы, – не исключено, что Венди умотала в город и ушла в загул.

Винс прижался лбом к холодному стеклу. В доме стояла мертвая тишина. Ни щебета телевизора, ни истерического тявканья Светика.

– Винс!

Винс отпрыгнул от окна – а, нет, это всего лишь сосед Бенни. Бывший сосед.

– Друг, ты нормально?

– Хотел вот старые владения навестить.

– Мы тут по тебе скучаем.

– Да, я тоже по себе скучаю, – сказал Винс.

– Как дела-то? – спросил Бенни, участливо скривившись, точно врач перед смертельно больным пациентом.

– Да так, – ответил Винс, выжимая из себя добродушие, – не жалуюсь. – Столкновение с Венди ему уже не улыбалось, поэтому он прибавил: – Пойду, пожалуй. Увидимся.

– Ага, увидимся.

Винс заполз под затхлые простыни. Да, все-таки есть кое-что презреннее почти уже разведенного мужчины средних лет, который покупает рыбу к ужину в одно лицо, – почти уже разведенный мужчина средних лет, который тащит сумку грязного белья в прачечную самообслуживания. Служебная машина испарилась вместе со службой, собака – вместе с браком, а стиральная машина – вместе с домом. Любопытно, что еще у него отнимут.

Винс лежал без сна, пялясь в потолок. Только что опустели пабы – слишком шумно, не уснуть. Нервы трепал гром игровых автоматов в галерее Кармоди через дорогу. Галереей управляло все то же семейство. Каждый раз, проходя мимо, Винс видел жилистую дочь Кармоди – сидит в будке размена и, похоже, со скуки вот-вот окочурится. Раньше все это называлось «империей» Кармоди – потому только, что у него была не одна галерея и не в одном городе. Из четырех галерей империи не склепать, считал Винс. И где теперь тот Кармоди? Низложенным императором гниет в какой-то тюряге. «Взгляните на мои великие деянья, владыки всех времен, всех стран и всех морей!» ^[49] Стих Винс выучил в школе. Память у него прекрасная – что проклятье, а не дар. Кармоди правда выдаст имена? Низложит еще каких-нибудь императоров? Или только их лакеев?

Винс устал как собака, но сегодня, как и почти всякую ночь с переезда, сон ему, вероятно, предстоит мучительный и беспокойный. Обычно распорядок был такой: едва Винсу удавалось позабыть свои невзгоды и закемарить, его бесцеремонно будили чайки, исполнявшие ежеутреннюю чечетку на голландской черепице прямо у него над головой.

Винс вздохнул. Он уже скрепя сердце примирялся с мыслью, что, если не проснется, слез никто лить не будет. Да он и сам-то вряд ли огорчится. Упади он со скалы, как Лесли Холройд, на том месте, наверное, не появится даже букета сохлых цветов. По щеке скатилась слеза. Мне очень грустно, подумал Винс. Я очень грустный человек. Может, пора уже сворачивать эту лавочку.

– Как заделать ребенка монахине?

Финала этой шутки Гарри никогда не слушал, потому что ее зачин, раздававшийся из динамика за сценой, был сигналом ему: осталось пять минут, надо подготовиться, сейчас Баркли Джек выйдет со сцены за левые кулисы. Не преследуемый никаким медведем ^[50]. Баркли Джек и сам медведь. Едва уйдя со сцены, он требовал сигарету и джин – три кубика льда, плеснуть тоника. («И я говорю – плеснуть, пацан. Чтоб тоник только помахал джину издали, усек?») Еще Гарри готовил ему чистое полотенце – утереть пот с лица (и плеши) и салфетки для удаления грима. После этого Баркли неизменно требовался бургер. За бургером Гарри уже сбегал, и бургер разогревался в микроволновке, которую танцовщицы поставили у себя в гримерной, где без малейшего стеснения ходили полуголыми. («Гарри, застегни меня, будь добр?») Он для них был как щенок – занятный и ужасно милый, но совершенно бесполый. Иногда они снились ему ночами, но это были нехорошие сны.

Они уже строились за кулисами, готовясь к финалу. На поклоны сетовали все, особенно танцовщицы, потому что это был не финал, а черт-те что, приходилось околачиваться за кулисами чуть не все второе отделение, только чтобы поклониться после десятисекундного канкана. На этом настоял Баркли Джек – он, мол, не желает под конец торчать на сцене один-одинешенек, будто у него ни единого друга на свете нет.