«Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Алексеев cтр.№ 83

Эти телеграммы рассылались для ознакомления Ворошилову, Тухачевскому, Гамарнику, Егорову и Артузову.

Тем не менее, в своём последнем письме из Китая, датированном октябрём 1932 г., Зорге пессимистически оценил работу с японскими агентами: «Очень мало радостны отношения с японскими друзьями. Здесь мы не смогли достигнуть успеха. Невозможно, по крайней мере, так думаю я, найти хороших людей из ограниченного круга людей здесь на месте, после того как трое лучших, которых мы имели, все в большей или меньшей степени скомпрометированы. Я думаю, что вы дома должны будете уделить повышенное внимание этому вопросу. У нас здесь мало возможностей».

В «Характеристике лучших связей в шанхайской резидентуре» «Рамзай» вновь обращал внимание на недостатки своего японского агента: «№ 9. Морис (Funakoschi — в немецком тексте. — М.А.) Японский служащий в агентстве Ренго, около 30-ти лет. Его рассматривают в качестве сочувствующего. Уже 8 лет живёт в Шанхае. Не особенно способный и сильный человек, но так как наши лучшие силы в японском лагере потеряны, нужно его использовать и в дальнейшем. Его знания невелики, не особенно энергичен, работает для нас из симпатии к своему предшественнику, но также из-за некоторой денежной помощи, ибо жалование его невелико. Мы считаем, что покуда всё идет гладко, он вполне надёжен и молчалив. Но если бы дела стали хуже, у нас возникает сомнение насчёт его твердости. Во всяком случае, в этом отношении у нас мало доверия к нему. Привлёк его Рамзай к работе при помощи разных японцев и разных обходных путей. Теперешний резидент был информирован Рамзаем относительно его ценности, но принял его по его собственному желанию».

Поддерживать отношения с японскими агентами Зорге было значительно труднее, чем с другими иностранцами. После агрессии Японии в Северо-восточном Китае в Шанхае росли враждебные настроения против японцев, которые выражались, в том числе, в участившихся случаях нападения китайцев на японских граждан. Маньчжурский инцидент разжёг китайский национализм, а отдельные победы правительственных войск воодушевили китайцев, придав им отчаяния и смелости. Умиротворению китайцев никак не могло способствовать и развязывание японцами военных действий в Шанхае в январе 1932 года.

В «Тюремных записках» Рихард Зорге писал, что для встреч с японцами он «использовал рестораны, кафе», «а также дом Смедли» во французской концессии. «Ходить по шанхайским улицам во время первого Шанхайского инцидента (январь-март 1932 г.) японцам было опасно, поэтому я ожидал их на мосту Гарден Бридж на границе японской концессии и обеспечивал их безопасность, забирая в машину или лично сопровождая до места встречи. Чтобы избежать внимания со стороны японской полиции, я почти не появлялся в японской концессии. Как самое большое исключение, я один или два раза встречался с Одзаки в кафе Хонкью (район компактного проживания японцев. — М. А.). Однако, что бы ни говорилось, самым удобным местом встреч был дом Смедли, поэтому я часто направлялся туда и с Одзаки, и с Каваи. Поскольку встречи зачастую происходили поздно ночью, я использовал машину, чтобы их привезти и отвезти. Кроме того, стремясь не встречаться слишком часто, я старался проводить встречи с интервалом самое малое в две недели. После того как вместо Одзаки стал работать другой японец, перенеся места встреч на оживлённые улицы иностранного сеттльмента, мы встречались, главным образом, в кафе на Нанкин-роуд или в ресторанах при крупных гостиницах. Поскольку китайцы враждебно относились к японцам, мы избегали заходить в китайские рестораны. Заранее определённые даты встреч строго соблюдались и потому обходились без использования телефона и почты. Я строго придерживался этого курса, даже если неожиданно возникало важное дело или я попадал в затруднительное положение, что было не раз. Когда я встречался с японцами, то всегда приходил один без сопровождающих иностранцев. Только один раз я познакомил одного японца с Паулем (К.М. Римм. — М.А.) ^[254], так как необходимо было принять меры по обеспечению связи из-за моего отъезда из Шанхая. При встречах мы редко обменивались информацией в письменной форме, передавая её только устно. Исключение составляли отчеты Каваи». За давностью лет в воспоминаниях Зорге произошло смещение во времени: все вышесказанное относилось к встречам «Рамзая» с Одзаки в период с сентября 1931 г. по конец января 1932 г.

В декабре 1932 г. Одзаки попытался восстановить связь с шанхайской резидентурой и в конце декабря выехал в Пекин для встречи с Агнес Смедли. Результаты их встречи казались многообещающими и позволяли отказаться от Фунакоси, к которому появились претензии уже со стороны «Пауля».

19-го января 1933 года из Шанхая за подписью «Джона» — Стронского была направлена телеграмма, сообщавшая о результатах встречи: «Видались с нашим бывшим шанхайским японским информатором Осаки /запросите Рамзая/. Осаки согласился дальше работать для нас в Японии, посылая информацию в Шанхай. Кроме того, привёз для нашей работы двух японцев. Одного связали в Тяньцзине с нашей там резидентурой. Другой остаётся работать в Пекине. Кроме этого, передал нам две связи в Дайрене, которые смогут быть использованы. Надеемся устранить в скором времени легализационные трудности и получить японского информатора для Шанхая. Подробности сообщит вам Пауль в письме с почтой № 1».

Резолюция Берзина: «т. Климову. Прошу зайти ко мне вместе с т. Рамзаем».

Вот что об этой встрече докладывал Римм в Москву из Шанхая 17 января 1933 г.: «Кроме того, в последних числах декабря из Японии в Пекин приезжал наш бывший яп[онский] сотрудник Осака (Одзаки. — М.А.) и встретился там с Агнес, которая нами специально была выслана туда для переговоров с Осака. По дороге (отвозил почту в Харбин. — М.А.) я встретил Агнес в Пекине и выяснил результаты её переговоров с Осака. Выясняется, что Осака сам согласен возобновить работу с нами. Во-вторых, он нашёл в Японии одного профессора, который в феврале переезжает в Шанхай на год-полтора и которого он рекомендует как своего хорошего друга и знатока японской внутриполитической жизни. С прибытием этого профессора мы намерены порвать связь с настоящим нашим яп[онским] информатором Фунакоси, который за последнее время стал весьма неаккуратным и боязливым в работе. Затем тот же Осака связал Агнес в Пекине с корреспондентом яп[онской] газеты “Асахи” — Кавай (Каваи Тэйкити. — М.А.). Последний является приёмным сыном одного японского отставного генерала, проживающего в Пекине и сохраняющего ещё тесные связи с милитаристскими кругами Японии. Кавай уверен, что сумеет использовать для нас этого старика». «Кавай, вероятно, сам занимается разведкой для японц[ев]»!? — отреагировал на это замечание Давыдов.

В Дайрене Одзаки «нашёл двух своих приятелей». Один из них служил в таможне, а другой являлся корреспондентом японской газеты. Оба были «готовы работать с нами». Пауль «решил связать эту группу японских информаторов» с переведённым из Шанхая китайцем-групповодом № 1 («Рудольф»). Связь с ним должна была осуществляться «через молодого японского парня Кавамура», которого № 1 «лично» знал. Кавамура Ёсио и был тем упоминаемым выше корреспондентом издававшейся в Маньчжурии японской газеты «Мансю нити-нити», которого «нашёл» Одзаки. Кто-то из перечисленных выше японцев в последующем был включён в агентурную сеть и обозначен под № 12 и 13.