Медальон Таньки-пулеметчицы - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Баскова cтр.№ 48

Таня пьяно ухмылялась, махала руками и манила ее пальцем.

– Ненавижу мужиков! – выпаливала она, и ее лицо принимало звериное выражение. – Это животные, грязные, похотливые, которые хотят только женское тело. И они его получают. Никогда им не получить ни моего сердца, ни моей души!

Лариса улыбалась:

– Ты говоришь, как старый холостяк.

– Холостячка, – поправляла ее девушка. – Так оно и есть. Я никогда не выйду замуж.

– Не зарекайся, – секретарь мотала головой. – Ты еще никого не любила по-настоящему, потому так и говоришь.

– Мне казалось, что любила, да, видать, ошиблась. – Маркова снова опрокидывала рюмку и стучала кулаком по столу. – Хватит о мужиках, они этого не заслужили.

– А из пулемета расстреливать не страшно? – Лариса придвигалась ближе, словно хотела проникнуть в душу красивой убийцы. – Сказывают, мертвые потом по ночам снятся.

– То-то и оно, что сказывают, – буркала Татьяна. – Сказки все это. Мне еще ни один не приснился. Да и с какого рожна ему в мои сны лезть? Я их не знаю. Они меня тоже. Видимся первый и последний раз.

Лариса замолчала, отвернувшись к окну, и вздрогнула, почувствовав на своем ухе мокрые губы Татьяны.

– А еще самогоночка у меня всегда припасена, – похвасталась та. – Сделаешь глоток – и сам черт тебе не страшен.

Больше Лариса ни о чем ее не спрашивала, старалась сторониться. Она, иногда корившая себя за то, что осталась в Локотии по настоянию пожилых родителей, считала себя выше и чище той, которая с каким-то остервенением оскверняла и душу, и тело. Таня даже не заметила, что секретарь Каминского перестала заговаривать с ней. У нее давно не было ни подруг, ни друзей. Довериться некому, некому душу излить. Не Сережке же, который бегал за ней хвостом? Впрочем, на кой черт они ей сдались, если начальство не чаяло в ней души, если ее снимки красовались во всех немецких газетах? Каминский сделал девушке хорошую рекламу, мечтая прославиться за счет своего палача, которую он называл всегда «Таня-пулеметчица». Один раз он устроил расстрел при высокопоставленных немцах, пригласив фотографа и облачив Таню в новую гимнастерку советской военнослужащей и пилотку с красной звездочкой.

– Это так символично! – восторгался он, сжимая девушке локти. – Юная комсомолка расстреливает пособников коммунистов. Пусть весь мир видит, как их ненавидели в стране.

В тот знаменательный день Маркова старалась вовсю, ее пулемет строчил, кося несчастных, а немцы хлопали в ладоши и сами фотографировали пулеметчицу. На всех снимках она получалась белозубой, красивой, стройной – настоящей русской девушкой, и немецкие офицеры днем расточали ей комплименты, а ночью гордо шествовали в ее комнату. После такой рекламы Бронислав старался выполнять малейшие прихоти Марковой. Иногда Танька, перебрав в клубе, утром вставала с тяжелой головой и понимала, что не сможет сделать и двух шагов. Мучимая похмельем, она глотала самогон, однако ноги все равно не слушались, и тогда она звала своих верных псов и просила их передать Каминскому, что сегодня исполнить приказ не в состоянии по болезни. Бронислав очень хорошо понимал, что за хворь мучит его помощницу, однако приговор не отменял, камеры следовало освобождать для других несчастных. Обер-комендант давал задание телохранителям, и те, облачив пулеметчицу в ее повседневную одежду, затаскивали Маркову на крышу, потом поднимали туда пулемет и приказывали начальнику тюрьмы ставить заключенных прямо у ворот. Хорошо выпившая, раскрасневшаяся от алкоголя, она строчила с остервенением, лицо с малиновыми щеками и светло-русые волосы, падавшие на плечи и лоб, делали девушку похожей на ангела смерти. Жители Локотии в ужасе смотрели на нее, некоторые крестились. Маркова вызывала суеверный страх, и ее обходили стороной. На совести палача было уже более тысячи загубленных жизней. Когда Бронислав сообщил об этом девушке, она лишь усмехнулась:

– Зачем считать мертвых? Это неинтересно и скучно.

Каминский отошел к окну, чтобы не встретиться с ней глазами. Он боялся себе признаться, что опасается стоять с ней рядом. Эта девушка, которую обер-бургомистр сам сделал палачом, начинала приходить к нему во сне, как символ возмездия, и тогда Бронислав просыпался в поту и зарывался головой в подушку, слюнявя ее от страха. Бывали минуты, когда Таня уже не казалась удачей, посланной пусть даже дьяволом, она казалась самим дьяволом, который, если понадобится, прикончит всех, и его в первую очередь. С этими мыслями приходили и другие. И Каминский напрягал мозг, как при удобном случае избавиться от Татьяны. Она уже не человек, а зверь, страшный и коварный, и от нее не знаешь, чего ожидать. Да, он приложил руку, чтобы сделать ее такой, но все было нужно для блага Германии. В конце концов от каждой отслужившей вещи нужно избавляться. К тому же Маркова явно впала в алкогольную зависимость…

– Мне можно идти? – услышал он за спиной и вздрогнул всем телом.

– Да, иди, – отрывисто проговорил Каминский, внезапно задохнувшись, а когда Таня покинула кабинет, распахнул окно и нервно расстегнул воротник. Ему не хватало воздуха.

Новоозерск, наши дни

На его счастье, Бутаков оказался на месте. Он отставил кружку, из которой, вероятно, еще недавно пил чай, вытер салфеткой масляные губы, рыгнул и, не извинившись, посмотрел на Виталия:

– Ну, как дела?

– Раскопал кое-что интересное. – Рубанов придвинул к себе стул и без приглашения сел, подумав: наверное, в кабинете следователя так и надо поступать. Бутаков кисло взглянул на него:

– Ты уверен, что интересное?

– А ты послушай. – Щеки Виталия разгорелись. – Не знаю, имеет ли Степаненко отношение к убийству Пахомова и вашего, так сказать, мэра, но какую-то тайну хранит однозначно.

– Какую же? – Следователь ногтем колупал полировку стола.

– Ты говорил, что он приехал в ваш город один, – воодушевленно начал журналист. – Но это оказалось не так. Степаненко привез жену, очень застенчивую женщину, которая почти не выходила на улицу. Соседи этому очень удивлялись, потому что его супруга была довольно молодой. Внезапно она перестала появляться даже во дворе дома, а потом и вовсе пропала. Виктор Сергеевич сообщил своим любопытным соседям, что жена умерла.

Бутаков зевнул, по-прежнему не проявляя к делу никакого интереса:

– И что с того? Допустим, у него была жена.

– Женщина якобы умерла, когда Новоозерск был маленьким поселком, и его жители знали друг о друге все или почти все, – продолжал Виталий. – О похоронах становилось известно в день смерти человека. Или я не прав? Степаненко не только втихаря похоронил жену, но и отказался показать ее могилу. Тебя это не наводит ни на какие мысли?

– Постой, – встрепенулся Бутаков, – ты полагаешь, что он ее убил и где-то спрятал?