Самшитовый лес - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Анчаров, Александр Етоев cтр.№ 210

– Что он мелет… что он мелет… – сказал доктор Шура.

Сапожников посмотрел на него и сказал:

– Я думаю, что человек произошел от обезьяны потому, что он ушел от обезьяны. А ушел он от нее к морю.

– А зачем вам это все надо? – спросил Филидоров.

– Я думаю, что мозг человека развился и стал человеческим до Атлантиды, потому что кроманьонец рос вместе с каким-то напарником, которого он потерял после катастрофы, когда ушел от моря… Я думаю, что дельфины – это его охотничьи собаки, которые до сих пор ищут своего хозяина… и свистят ему… и не понимают, что с ним и почему он не откликается…

– Какое странное предположение, – сказал Толя.

– А человек изобрел орудия, которые стали оружием, и так и далее… И потому война – это рак развития, это разъединение… а мир – это состояние здоровья, это симбиоз… И потому я думаю, что назревают две цивилизации – цивилизация рака и цивилизация симбиоза…

Все молчали, потому что видели, как бьется его душа в надежде сформулировать невероятное.

Авось кто-нибудь подхватит.

– Симбиоз, симбиоз… – начал Дунаев. – Раньше проще говорили – пролетарии всех стран, соединяйтесь… это я согласен… А пролетарии всех стран, разъединяйтесь – я не согласен… От этого и война. Ребенку понятно.

– Это не проще, – мягко сказал Филидоров. – До этого тоже тысячи лет додумывались.

– Шура… что вы обо всем этом думаете как биолог? – спросил Толя.

– Оставьте меня в покое! – закричал доктор Шура. – Оставьте! – И выскочил, хлопнув дверью.

– Вдали от тебя я тоскую, – сказала Вика. – А вблизи я заболеваю от твоих фантазий…

– Вы считаете, он на них права не имеет? – спросил Дунаев.

– Он не имеет права подчинять им свою жизнь и мою.

– А ты не подчиняйся, – сказала Нюра. – Вот бог, а вот порог. Ты ему не годишься.

– Нюра! – сказал Дунаев.

– Жизнь состоит из времени, – промямлил Сапожников.

– Опять вы за свое, – рассердился Филидоров. – Толя, налейте ему боржому.

Тогда Вика перестала расчесывать волосы и приготовилась скандалить.

Филидоров и Толя демократически ушли, а Дунаев остался. Он эти дела вот как знал. У него у самого этот симбиоз распадался тыщу раз из-за Нюриных фантазий.

– Я сейчас приберу, – сказала Вика.

– Сама приберу, – сказала Нюра.

– Ну что ж… тогда я уйду.

– Ага… Ступай, – сказала Нюра.

– Ладно… – Сапожников махнул рукой. – Ладно. Иди.

– Ты меня неверно понял, – сказала Вика.

– Я тебя верно понял.

– Я ухожу потому, что с тобой я становлюсь такой же сумасшедшей, как ты.

– От себя далеко не уйдешь.

– Поцелуй меня, – сказала она, – сейчас или никогда.

– Не хочется.

– Не сдавайся, Сапожников. Я тебе не гожусь, – сказала Вика. – Ни за что не сдавайся.

И ушла.

Легко сказать, не сдавайся. Пожить бы немножко просто так, как трава растет.

– Ишь чего захотел, – сказал Дунаев.

Нелеп и смешон был Сапожников до удивления. Он был похож на человека, который удачно идет по утонувшим в воде камушкам, в полной уверенности, что идет по воде и что, стало быть, вообще по воде ходить можно, и он удивляется, почему это другие люди не ходят по морю, аки посуху.

Раздался звонок в дверь, и Филидоров с Толей все же вернулись. Но без доктора Шуры.

Филидоров и Толя топтались в ночном дворе, чтобы не мешать Вике скандалить с Нюрой из-за Сапожникова. Потом из подъезда пробежала Вика. Наверно, и им пора было по домам, но что-то их удержало.

Филидоров припомнил, как на диспуте Сапожников кинул цитату из Менделеева – лучше какая-нибудь гипотеза, чем никакой.

И, вспомнив Сапожниковы бредни, Толя и Филидоров подумали – чем черт не шутит? И вернулись.

Ну а потом, как уже рассказано вначале, сели пить чай. Вошла летающая собака. О ней высказались разноречиво, и Сапожников, грубо нарушая приличия, ушел спать.

Вечерок не получился.

– Вы с ним не так разговариваете, – сказал Дунаев. – Это все бесполезно. Когда с ним так разговаривают, он становится тупицей.

– А он и в детстве был дефективный, – сказала Нюра.

– Какой?

– Дефективный.

– А как с ним разговаривать? Как?!

– А вы его разжалобите.

– Что?

– Ну да… – сказала Нюра. – Слезу подпустите… Он жалостливый.

– Чушь какая-то, – нахмурился Толя. – При чем тут жалость? Жалости в науке не место.

– Место, место, – сказал Дунаев. – Вы ему растолкуйте, кому без этой вашей штуковины не жить… Он и раскиснет… Он вам враз все придумает.

– Детский сад!

– Это точно, – сказал Дунаев.

– Погодите, – повеселел Филидоров. – Тут что-то есть.

– Вы ешьте компот… Он пастеризованный, – убедительно сказала Нюра.

И теперь Филидоров после слов Нюры понял так, что все сапожниковские теории – потому что он ученых пожалел, так, что ли?

Но если нужна гипотеза, которую мог бы понять и ребенок, то, может быть, ее и должен высказать ребенок, подумал Филидоров и пошел будить Сапожникова.

– Вставайте… – сказал он, – потолкуем… У меня самолет в два ноль-ноль…

Сапожников открыл глаза.

– Нужна гипотеза, которую бы понял ребенок, – сказал Филидоров.

– А что? – спросил Сапожников. – Вы бы тогда хорошо жили?

– Наверно.

– Это можно.

Филидоров подмигнул Толе.

– Что можно? – спросил Толя.

– Можно сделать, – сказал Сапожников. – Можно сделать гипотезу, которую поймет ребенок.

Филидоров засмеялся.

Тут вошел Дунаев и сказал, что звонил доктор Шура, очень веселый, и просил передать Сапожникову, что он знает, кто такой Сапожников.

– Ну и кто же он такой? – спросил Филидоров.

– Летающая собака.

– Оставьте меня в покое! – закричал Толя рыдающим голосом доктора Шуры. – Оставьте меня!

И они уселись потолковать.

Вот уже Нюра ушла спать, доверившись тем, кто остался додумывать тайны до конца и посильно.

Никого лишнего в квартире Дунаевых.

Остались четверо, которые не боятся, и пожилая женщина, которая знает то, чего этим четверым вовек не узнать, потому что они знают умом, даже иногда сердцем, если повезет, а она знает, потому что знает.