Адъютант императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Грегор Самаров cтр.№ 35

Паж, лицо которого покрылось яркою краской, отвесил поклон и поспешно удалился.

Гофмаршал возвестил, что все готово к началу второго акта. Императрица заняла свое место и представление продолжалось.

B то время как общество, внимая словам Мольера, продолжало, по примеру Дидро, осыпать похвалами актеров, паж направился к боковым покоям, которые были теперь совершенно пусты.

Молодому человеку, которому на вид было не более семнадцати лет, чрезвычайно шел надетый на нем костюм, состоящий из короткого красного шелкового камзола, шитого золотом и отороченного мехом; изящные сапоги из мягкой желтой кожи довершали наряд. Его стройная фигура обладала всею гибкостью, свойственною ранней юности; благородное бледное лицо, обрамленное длинными светло-русыми кудрями, еще не утратило детской чистоты лица, но в больших темно-голубых глазах светилась уже недетская отвага, а легкий пушок над верхнею губой придавал его мягким женским чертам первый отпечаток мужественной силы.

Паж медленно шел по залам, приложив руку к беспокойно бившемуся сердцу, но, по-видимому, никого не искал, как то приказала императрица, а уверенным шагом дошел до дверей зимнего сада, освещенного матовыми лампами и погруженного в фантастически полумрак. На пороге он остановился, как бы не решаясь продолжать путь, его грудь дышала беспокойно, а щеки еще более покраснели. Затем он быстрыми шагами поспешил по усыпанной серебристым гравием дорожке этого удивительного сада, созданного капризною фантазией самодержавной повелительницы и заключавшего в себе роскошнейшие цветы и самые редкие плоды всех стран света.

Дорожка извивалась в тени изящных древесных и цветочных групп. Паж выбрал кратчайший путь и ускорил шаги; затем его шаги замедлились и наконец, при одном повороте он неожиданно остановился с полуподавленным восторженным восклицанием.

Действительно картина, представившаяся его взорам, была способна возбудить удивление и восхищение даже у человека, привыкшего к фантастической роскоши двора «северной Семирамиды». Из сверкающей, искусственно сложенной скалы выбивался серебристо-светлый ручей, изливавшейся в круглый бассейн каррарского мрамора и тихо плескавшейся на его дне едва заметными волнами. Вокруг бассейна расположились полукругом густые кусты роз, покрытые теми роскошными цветами, аромат которых в садах Востока вдохновляет соловья для его томной и страстной любовной мелодии. Над этою душистою оградой склонялись стройные стволы и роскошные листья веерных пальм. Вся эта группа была освещена бледно-голубыми фонарями, почти создававшими иллюзию озаренного вечерним светом неба.

Возле струящегося источника, рядом с бассейном, стояла круглая скамья, сложенная из нежного, мягкого мха; на ней, грациозно изогнувшись, сидела молодая девушка, вполне соответствовавшая этой сказочной обстановке. На ней была надета доходящая до колен белая шелковая юбка, затканная золотом и перехваченная в талии золотым поясом; широкие шаровары из той же матерей ниспадали до щиколоток изящных ножек, обутых в темно-голубые бархатные туфли. Такой же голубой кафтан покрывал плечи девушки; широте разрезы рукавов позволяли видеть стройные, словно алебастровый руки; черные, как смоль, волосы, прикрытые голубою шапочкой, ниспадали роскошными косами на ее плечи. Кафтан были так густо заткан дорогим шитьем, что едва можно было различить его цвет; драгоценные камни чудной красоты украшали пояс, браслеты, башмаки и головной убор девушки, так что весь ее вид напоминал одну из тех сказочных фей, могущественная сила которых повелевает стихиями и извлекает из недр земных неисчерпаемый сокровища.

Лицо молодой девушки, сидевшей у фонтана, еще больше поражало чарующей красотой.

Императрица была права, заметив, что глаза пленной дочери турецкого визиря отражали целый мир сказочной поэзии Востока; действительно эти миндалевидные черные глаза, глубокие и блестящие, казалось, говорили о сокровенных тайнах, недоступных никакому человеческому языку и находящих отклик лишь в пеней персидского соловья, мелодия которого проникает в самую глубину души. В этом чудном, нежном лице сочеталась детская невинность с вполне законченною манящею прелестью женщины, чистота ангелов, окружающих Мадонну Рафаэля, с горячей страстностью гурий, населяющих рай Магомета и заставляющих правоверного в блаженном упоении забывать обо всех земных страданиях.

Молодая девушка сидела на скамье, прислонившись головою к стройному стволу пальмы; она тонкими пальчиками ощипывала нежные и душистые лепестки сорванной розы и бросала их в прозрачные волны.

Несмотря на глубокую задумчивость, она услыхала тихий зов пажа. Она испуганно вздрогнула и, схватив со скамьи густую кружевную вуаль, хотела закрыть свое лицо; но паж уже был возле нее и удержал ее руку с поднятым покрывалом.

– Это – я, мадемуазель Зораида, это – я, – сказал он по-французски просящим тоном. – Оставьте свое покрывало, не скрывайте своих глаз, этих чудных глаз, взгляд которых я ощущаю в своем сердце как солнечный свет, как солнечное тепло!

Девушка слегка покраснела, но покрывала не опустила и ответила ему также по-французски с легким чужестранным акцентом, придававшим ее мелодичному голосу своеобразную прелесть:

– Пред вами мне нет необходимости скрывать лицо, так как вы уже видели меня у нашей великой султанши, Екатерины, когда вы, по ее приказанию, обучали меня французскому языку. Но все же это очень нехорошо и большой грех; мой отец очень рассердился бы, если бы знал, что чужой человек видел лицо его дочери, так как женщина не должна показывать свое лицо ни одному мужчине.

– Чужой? – спросил Николай, садясь рядом с Зораидой на дерновую скамью и взяв ее за руку, в которой она держала розу, уже наполовину осыпавшуюся. – Разве я для вас чужой, мадемуазель Зораида? Разве государыня не назвала меня вашим братом, а вас моей сестрой.

– Да, она это сделала, – промолвила Зораида, – и я люблю великую султаншу, хотя она и ведет войну против великого падишаха, повелителя моего отца, и хотя я понять не могу, как она, женщина, властвует над мужчинами. Я попала к ней в плен, я была ее рабыней, а она приняла меня с материнской лаской и добротой. Своей матери я никогда не знала; она умерла, когда я еще была малым ребенком. Я люблю великую султаншу, как любила бы свою мать, и я повиновалась ей, когда она мне приказала считать вас своим братом. Но ведь это не так, – сказала она, печально покачав головой, – вы мне – не брат, и если бы даже было так, то и тогда едва ли я могла бы показать вам свое лицо там, на моей родине; видеть лицо женщины имеют право только два человека: ее отец и ее супруг.

При последних словах Зораида медленно подняла на пажа взор; их взгляды встретились, ее рука дрогнула в его руке и лица их обоих зарделись ярким румянцем. Она хотела отнять руку, но Николай Сергеевич удержал ее в своей, с мольбою во взор взглянул на нее, медленно опустился пред нею на колена и сказал:

– Да, Зораида, быть вашим братом я не могу, это невозможно; как ни могущественна государыня, но против природы она не может идти, не может создать между нами родственную связь; но она не в силах также разорвать связь, приковавшую мое сердце к вам навеки более сильно, чем то могла бы сделать родственная связь. Только супруг может видеть лицо жены, – продолжал он, – а я, Зораида видел ваше лицо так часто, что ваш образ запечалился в глубине моей души, и поэтому я имею право надеяться, что вы со временем позволите мне жить исключительно для вас и в вас одной находить счастье жизни; без вас я все равно не могу жить и другого счастья мне никогда не найти на земле.