Да он ранен, этот чужой человек! Ему нужна помощь!
Ольга толкнула было калитку и побежала по садовой дорожке.
Человек покачнулся и схватился за притолоку, пытаясь удержаться, однако руки его соскользнули, ноги подкосились, он начал падать назад и ввалился внутрь дома.
Ольга взлетела по ступенькам и ворвалась в коридор, потом в комнату. Человек стоял, прислонившись к стене, и смотрел на нее своими странными, ярко-синими, как бы эмалевыми глазами.
Вдруг взгляд его воровато скользнул, и Ольга невольно глянула туда.
И тут же снова стиснуло болью сердце, потому что она увидела торчащую из кладовки нелепо согнутую ногу в коричневом чулке и поношенном ботинке с оторвавшейся подошвой.
«Да, Фаина Ивановна говорила, что подошва отвалилась, надо к сапожнику отнести», – подумала Ольга мимоходом, но вдруг до нее дошло, что Фаина Ивановна не может, не должна тут лежать, вернее, валяться, наполовину запихнутой в кладовку.
Она изумленно взглянула на незнакомого человека, зажимавшего рану, как вдруг он отнял от плеча правую руку, выхватил что-то из кармана, а потом резко взмахнул рукой.
Ольга увидела какой-то темный предмет, летящий к ней по воздуху так стремительно, что она словно бы слышала, как свистит разрезаемый им воздух.
Это нож, поняла она за миг до того, как нож вонзился в ее горло.
Она взмахнула руками и опрокинулась навзничь, чувствуя, что задыхается, что сердце останавливается.
«Женя! Саша!.. Тамара, береги наших детей!» – была ее последняя мысль. И вся жизнь ее изошла в мучительном предсмертном крике, который уже некому было услышать, кроме ее убийцы.
Из записок Грозы
У меня с тех времен сохранились копии двух официальных бумаг. Сделал их для меня Николай Дмитриевич Матвеев. Привожу все, что в них написано, полностью, чтобы дальнейшая история, которую я буду рассказывать, не выглядела обманом чистой воды. Бумаги эти доказывают: все, что мы (Гедеон, Анюта, Матвеев, я, а также самоотверженно помогавшие нам отец Маркеллин и отец Киприан) сделали, мы сделали настолько чисто и аккуратно, что никому из властей предержащих и в голову не пришло: их ведь нагло и дерзко водят за нос! Ну а если кто-то из братии Саровского монастыря или из дивеевских сестер что-нибудь знал или подозревал, то нас не выдал. Возможно, ходили потом разные слухи… Говорили, например, что, когда синий просфорный ящик, где должны были находиться мощи Саровского Святого, привезли в Москву и вскрыли, там ничего не оказалось. В составе научной комиссии, производившей вскрытие ящика, был протоиерей Владимир Богданов
[77]. Он в доверительных беседах со своими духовными детьми это подтверждал. О том же он поведал и епископу Афанасию, с которым позднее встретился в Котласе. Однако позднее, благодаря храбрости и хитрости Матвеева, все ненужные разговоры утихли, и в 6-м антирелигиозном отделе НКВД уверились, что они получили и выставили в Донском монастыре подлинные останки Серафима Саровского.
Начну с «Акта на изъятие мощей Саровского Святого 5 апреля 1927 года», приведя его от слова до слова, включая перечень фамилий участников сего действа, вольных или невольных, покорных или непокорных:
«Комиссия в составе: члена Пензенского губисполкома Иосифа Владиславовича Тарашкевича, представителя губфо, члена Пензенского губисполкома Ивана Потаповича Торкина, члена президиума Краснослободского уисполкома Николая Андреевича Ямановского, члена сельсовета поселка Сарова Темниковской волости Елисеева Ивана Трифоновича, смотрителя оброчных статей Краснослободского УЗУ Алексея Петровича Климовского, иеромонаха б. Саровского монастыря Касьяна Егоровича Петрова, уполномоченного Пензенского ОГПУ по Краснослободскому уезду, члена уисполкома Матвеева Николая Дмитриевича – в присутствии понятых: гр. Зефирова Бориса Модестовича, старшего милиционера Саровского участка Белякова Михаила Афанасьевича, гр. Федосеева Сергея Федоровича, гр. Бахтиарова Константина Константиновича на основании постановления президиума Пензенского губисполкома от 30 марта 1927 г. за № 6–6 произвела изъятие мощей Саровского Святого и принадлежащих к ним реликвий; причем изъято было следующее:
1. Один человеческий скелет, находившийся в церкви «Живоносный источник», который был завернут в черный шелковый материал, принадлежавший, по словам иеромонаха Петрова, Саровскому Святому.
2. Два шелковых куска материи, из них один черный, другой белый, в который был завернут скелет, обложенный ватой.
3. Дубовый гроб с крышкой, в котором находился скелет.
4. Серебряная пластина, находящаяся под скелетом, весом в 9 и 3/4 фунта.
5. Серебряная оковка гроба весом 5 и 5/8 фунта.
6. Деревянная колода, выдолбленная с крышкой, именовавшаяся гробом Саровского Святого.
7. Металлическая оковка корыта в 11 фунтов.
8. Два клока волос, один зуб, одно Евангелие, одна мантия, принадлежавшая Саровскому Святому.
9. Вериг железных: поясных шесть, плечевых восемь, головных три, одежда первоначальника (мантия).
10. Один деревянный дубовый посох, принадлежавший, согласно этикетке и имени на ней, схимнику Марку.
После изъятия вышеуказанных вещей и рассмотрев последние, постановлено: уничтожить через сожжение на месте колоду с крышкой, именовавшуюся гробом Саровского Святого, и дубовый гроб с крышкой, в котором находился скелет.
Все ценности, перечисленные в пунктах 4, 5, 7, передать в Краснослободский уфинотдел.
Скелет, именовавшийся мощами Саровского Святого, со всеми одеяниями отправить в Москву для передачи в антирелигиозный музей.
Прочие отмеченные в акте реликвии отправить в Пензенский антирелигиозный музей.
Ввиду отсутствия точных весов все ценности считать приблизительными.
При изъятии мощей было произведено восемь фотографических снимков. Все вышеизложенное комиссия постановила: записать в настоящий акт, составленный в двух экземплярах».
А вот донесение, которое составлял сам Матвеев, поскольку это входило в его служебные обязанности как уполномоченного ОГПУ по Краснослободскому уезду:
«1927 года апреля 5 дня были взяты останки Саровского Святого, во время этого монахи и жители Сарова очень негодовали и возмущались, говоря, чтобы эти коммунисты провалились и т. п. Жаль только, что выбрали такое время, что ни проехать, ни пройти, да так неожиданно, а то бы известить крестьян окрестных сел, вот они бы и не дали увозить.