Наследство колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 69

Однако вовсе не для того, чтобы с их помощью реабилитироваться в глазах начальства и восстановить свою служебную репутацию, даже, может быть, получить какую-то награду! Теперь Ромашову стала совершенно безразлична служебная репутация. О какой службе можно думать, находясь в плену и каждый день ожидая не понижения в звании или даже разжалования, а самой элементарной смерти? У него очень мало шансов вернуться в Москву, войти в здание на Лубянке и, вскинув руку к козырьку, лихо отрапортовать о выполнении задания. Фактически этих шансов и вовсе нет. Вдобавок само это задание – найти детей Грозы – давали Ромашову люди, которых уже давно нет в живых. Совершенно неведомо, кто теперь руководит Спецотделом и вообще существует ли еще сам Спецотдел. Будет очень весело, если Ромашов, рискуя жизнью, приложив множество усилий, найдет детей Грозы, предъявит их начальству НКВД, а встретит в ответ – при самом лучшем исходе дела! – равнодушие и недоумение. А ведь можно и вновь к Кащенко угодить за такое служебное усердие… Хотя больница ведь эвакуирована. Куда теперь девают психов? Может быть, сразу ставят к стенке, чтобы и сами не мучились, и других не мучили? Что ж, всякое возможно!

Нет, не ради выполнения задания будет Ромашов искать детей Грозы. Он найдет их, чтобы убить! И месть старому врагу тут ни при чем, потому что отнимать жизни у детей, чтобы отомстить их давно мертвому, давно истлевшему в земле отцу, – это бессмысленно, глупо, даже смешно. А вот напитаться живой энергией этих мальчика и девочки, унаследовавших хотя бы малую толику невероятных способностей своих родителей, – ради этой цели стоило бы трудиться и даже рисковать жизнью.

Ромашов горько усмехнулся, уткнувшись в грязный рукав шинели.

Неужели он, Пейвэ Мец, сделался всего лишь вампиром, вурдалаком, упырем, весь дар которого состоит лишь в том, чтобы напитываться жизненной силой умирающих? Так вот к чему он пришел за сорок лет своей жизни! Вот чему научился! Вот что приобрел!

Приобрел? Да он растерял все, что возможно было растерять!

Телепатических способностей в себе Ромашов больше не находил, как ни старался снова и снова их отыскать и пробудить. Не то они затаились до поры до времени, не то исчезли совсем. А быть может (это не единожды приходило в голову Ромашову, вселяя в него надежду!), они воскреснут, когда рядом окажется человек, способный принять его мысленные посылы: медиум. Вот с Люсей у него все получилось, потому что она и сама была прирожденным медиумом и прирожденным индуктором, не осознающим своих возможностей – невеликих, однако усиливающих возможности Ромашова. Она оказалась тем кресалом, по которому Ромашов чиркнул своим кремнем, чтобы вышибить искру невероятного.

То-то и в постели рядом с Люсей он сам себя не узнавал… Хотя, возможно, тогда сил ему придал застарелый плотский голод. Однако хотелось думать иначе.

Ромашов верил, всей душой, всем существом своим призывал себя верить, что его талант воскреснет, когда в этом случится судьбоносная надобность. В конце концов, такое с ним уже бывало, и не раз. Вот окажется рядом то самое кресало…

Вопрос только в том, когда оно окажется рядом?! Раньше у него было время ждать. Сейчас – не было. Он мог умереть прежде, чем случится счастливая встреча.

Эта мысль исполнила душу таким отчаянием, что Ромашов почувствовал, как слезы вдруг потекли из глаз.

Каждый день может стать для него последним, а он, проснувшись, и не узнает, что именно сегодня не доживет до вечера. Эх, если бы хоть одним глазком заглянуть в будущее!

Да какое у него будущее? Что он может увидеть в провидческом сне? Смерть от тифа, от голода? Или от пули охранника? Это было бы самым лучшим.

И Ромашов вдруг твердо решил, что, когда окончательно обессилеет, когда поймет, что осталось ему только подыхать в тифу или в дизентерийном зловонии, он бросится на какого-нибудь охранника, чтобы тот его застрелил и этим пресек мучения. Хотя охранник ведь может пожалеть на него пулю и забить до смерти прикладом или палкой, что тоже мучительно…

Размышляя об этом и пытаясь выбрать ту смерть, которая была бы для него предпочтительней, словно это было лакомое блюдо, которое можно заказать в чудовищном меню некоего инфернального ресторана, Ромашов чуть не уснул. Но раздался новый удар в рельсу – и в бараке послышались окрики и началась возня – пора было отправляться получать похлебку.

Горький, 1941 год

… – Ушла?! – дрогнувшим голосом повторила Ольга.

Тамара кивнула и продолжала рассказывать, глядя исподлобья, затравленно:

– Ну да. Взяла свой вещмешок – и потопала по дороге. Наверное, надо было через лес продираться, да я боялась заблудиться. Но все равно заблудилась. Шла наугад, туда, где должен быть, как мне казалось, Горький. Скоро очень устала, голова разболелась. И вдруг меня обгоняет «эмка». Останавливается, с заднего сиденья высовывается мужчина лет сорока в штатском и спрашивает:

– Девушка, вы куда направляетесь? Может быть, вас подвезти?

Я растерялась, молчу, а он симпатичный такой, улыбается:

– Мы в Горький едем, нам не по пути?

Тут я, дурища, обрадовалась и говорю:

– Да, я в Горький хочу добраться. Подвезите. Только у меня денег нет.

– Да ладно, – отвечает он, – такую красоту подвезти – это уже награда.

Мне бы подумать, ну какую такую красоту он разглядел в моей немытой физиономии, но я по привычке перышки сразу распустила, глазками заиграла – и села на заднее сиденье. И только сейчас разглядела, что впереди сидит какой-то военный со «шпалой». Капитан, значит. Но я особо не забеспокоилась: мало ли кто по дорогам мотается и по какой надобности, все-таки война. Едем; штатский рассказал, что ездил навестить мать, которая живет в Дальнем Константинове, теперь возвращается в Горький, а по пути вот подвозит товарища капитана, который едет исполнять свои служебные обязанности. И меня расспрашивает, кто я и что. Я отвечаю, что была на строительстве укреплений, но меня отпустили в связи с болезнью, ну, всякое такое болтаю. Этот штатский меня прямо жрет глазами, а капитан сидит себе да помалкивает, только в зеркальце заднего вида иногда косится. И я ничего, никакой опасности не ощутила, балда!

Тамара вдруг с такой яростью стукнула себя по лбу, что резко покачнулась на табурете и упала бы вместе с ним, если бы Ольга не оказалась проворней и не успела ее подхватить:

– Том, да ты что?! Ты так убьешься!

– Голова закружилась, – пробормотала Тамара, цепляясь за подругу и пытаясь встать. – Дурная моя голова. И пить я не люблю и совсем не умею, а тут второй день подряд.

– Второй день подряд? – повторила Ольга.

– Да, – буркнула Тамара. – Вчера это была водка. Все, я больше не могу, мне надо лечь. Все плывет перед глазами. Сил нет. Я завтра расскажу.

– Хорошо-хорошо, – успокаивающе забормотала Ольга. – Пойдем, я помогу тебе лечь.

– А ты меня одеяльцем укроешь, как будто я маленькая девочка, а ты моя мама? – капризно спросила Тамара.