Наследство колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 60

Эти две ночи ужаса Ольга потом не могла вспоминать спокойно. Что и говорить, от автозавода или завода имени Ленина до улицы Мистровской было очень далеко, и, наверное, фашистов мало интересовал городской центр, где не было никаких промышленных предприятий, однако страх перед ревущим, воющим небом Ольга преодолеть не могла. Все уверяли, успокаивая друг друга, что дневных налетов быть не может, и все-таки поначалу Ольга тряслась на работе даже от громкого хлопка двери. Больше всего она боялась, что вдруг начнется бомбежка, а дети одни дома, заперты на ключ, случись что – даже не выбегут… Нет, надо срочно, срочно искать няньку!

Еще вечером 5 ноября Ольга Христом-богом выпросила у Федора Федоровича выходной за предстоящее 7 Ноября, пообещав в праздник работать за себя и за тех жгутистов, кому полагались отгулы.

Половину выходного она посвятила домашним делам (дети были очень счастливы, что она с ними: бродили следом хвостиками, то и дело прижимаясь, обнимаясь и совершенно не балуясь), а после обеда уложила Сашу и Женю спать, заперла дом, по привычке спрятала ключ под крыльцо, как всегда делали они с Василием Васильевичем, а потом с Тамарой, – и отправилась разыскивать Зинаиду.

Бывшая чиляевская домработница была прописана где-то в Сормове, но это даль неимоверная, да и где там ее найдешь, если не знаешь ни улицы, ни номера дома! Единственное спасение – адресное бюро. Добежать туда можно было за полчасика, и Ольга понеслась со всех ног.

Адресное бюро размещалось в одном из старинных, еще минувшего века, очень красивых, хотя и обветшалых домов. Ольга с трудом вспомнила фамилию Зинаиды – Салоедова, вот только отчества не знала, да и год рождения могла указать лишь наугад. Однако ответ получила сразу – благодаря этой странной, редкой фамилии. Оказалось, Зинаида Ильинична Салоедова, 1900 года рождения, пять месяцев назад была выписана «в связи со смертью», как значилось на официальном бланке.

Вот это был удар… Ольга так расстроилась, что побрела, не глядя, в гору, зачем-то более дальним путем, чем тот, которым шла сюда, поплутала в безымянных закоулочках, клубившихся вокруг Почтового съезда, потом нечаянно вышла в переулок Урожайный, который привел ее на улицу Урицкого (бывшую Сергиевскую), а оттуда как-то само собой свернула в Плотничный переулок – и невольно остановилась около дома номер 8, где некогда жила у Чиляевой.

Ольга не возвращалась в Плотничный переулок ни разу с тех пор, как убежала отсюда ранним летним утром 1937 года, чтобы найти похищенную у нее Женю.

Здесь как бы ничего и не изменилось за минувшие четыре с половиной года, только сейчас, в начале ноября, листья с многочисленных рябин, яблонь и сиреней, конечно, облетели и чавкали под ногами примороженной кашей, а куры, которые обычно спокойно рылись в пыли вдоль штакетника, а то и прямо на дороге, были надежно упрятаны в курятниках: и чтобы не замерзли, и, главное, чтобы их не прихватил какой-нибудь лихой человек, ибо такого народу нынче развелось немалое количество. Теперь всякий берег свое добро как мог: к примеру, жители многоэтажных домов перестали вывешивать продукты в сетках за окна, чтобы, скажем, не таяло масло да не протухали колбаса или мясо. Ловкачи воры все эти авоськи проворно срезали ножницами на длиннющих ручках-палках, какими прежде подстригали кроны деревьев: даже с крутых, скользких крыш не робели свешиваться, чтобы отстричь сетку с продуктами!

Ольга обратила внимание, что на яблоньках-дичках в Плотничном переулке обобраны все крошечные плоды: раньше, бывало, висели целыми зимами, кормя птиц, а по нынешним временам вполне годились в пищу людям, которые раньше от этой горькой кислятины знай косоротились!

Наконец она пошла вверх по переулку к мосту через овраг, однако вдруг заметила, что на накренившемся крылечке у боковой двери бывшего чиляевского дома (раньше этой дверкой не пользовались, но, видимо, новые жильцы сделали для себя отдельный вход) сидит какая-то старуха в драной мешковине на облысевшей голове и до того замызганном отрепье, что небось даже постановщики знаменитой пьесы Горького «На дне» в Горьковском драматическом театре, которых ругательски ругали в газетах за избыточный натурализм и клевету на русский народ, сочли бы это отрепье чрезмерно грязным и драным! Ноги у старухи были обернуты какими-то тряпками на манер обмоток. Одна нога обута в галошу, другая – в рваный валенок.

Но не жуткая одежда старухи заставила Ольгу остановиться. Нищенка плакала – нет, она горько рыдала, хрипло, безнадежно причитая при этом:

– Зачем, ну зачем меня из тюрьмы выпустили, да еще раньше срока? Как жить? Там хоть кормили! А тут… Ни дома родного, ни человека жалостливого. Иди уж, Фаечка, сразу в Марьину Рощу, да ложись там под осинкой, скоро твоя смертушка придет, тебя за руку возьмет!

– Господи… – пробормотала Ольга, не веря ни ушам, ни глазам. – Фаина Ивановна?! Это вы?!

Бывшая содержательница самого знаменитого притона города, бывшая знаменитая модельерша, бывшая знаменитая абортмахерша подняла гноящиеся глаза, присмотрелась, болезненно щурясь, потом всплеснула грязными – грязней земли! – руками – и рухнула с крыльца Ольге в ноги, заливаясь слезами…

Может быть, следовало повернуться и уйти, вернее, сбежать от этой тягостной встречи с прошлым, однако Ольга не смогла. Подняла Фаину Ивановну и, чуть отвернувшись, чтобы не дышать смрадом невесть когда в последний раз мытого тела и зловонного тряпья, не повела, а буквально поволокла ее через мост над оврагом. Потом они кое-как протащились по Грузинской, пересекли Свердловку, а оттуда переулками и огородами добрались до Мистровской.

Обе всю дорогу молчали. Фаина Ивановна, очевидно, боялась лишним словом спугнуть невероятную удачу, а может быть, и вообще не вполне осознавала, что с ней происходит. Ольга же ругательски ругала себя за то, что тащит с собой этот осколок своей прежней жизни и даже, кажется, намерена поселить старуху дома, вымыть, обиходить, одеть, накормить… и доверить ей детей.

Любой здравомыслящий человек назвал бы Ольгу сумасшедшей, конечно. И оказался бы, очень возможно, прав! Однако она не могла поступить иначе. Ведь в разрушенной судьбе Фаины Ивановны была отчасти ее вина. Если бы Ольга не захотела избавиться от домогательств племянника Фаины Ивановны, Андреянова, происки которого могли разлучить ее с Женей, если бы не написала на него донос в НКВД, то на Чиляеву с ее тщательно замаскированными темными делишками, с ее могучими знакомствами и немалыми деньгами вряд ли кто-то обратил бы внимание.

Так что Ольга чувствовала себя в долгу перед старой знакомой. И намерена была этот долг отдать – во что бы то ни стало!

– Опять же, Господь велел привечать нищих и убогих, – пробормотала она, почти втаскивая вконец обессилевшую Фаину Ивановну в калитку своего двора. – Глядишь, и вознаградит.

И замерла, с изумлением подняла глаза, увидев дым, радостным столбом валивший из кухонной трубы.

Схватилась за сердце: да неужто дети сами печку на кухне затопили?! Не обожглись ли? Да и до пожара от такой самостоятельности недалеко!

Ольга прислонила Фаину Ивановну к воротному столбу, кинулась в дом – и вдруг навстречу ей выскочила Тамара: оборванная, исхудавшая, чумазая – ну почти не отличишь от Фаины Ивановны!