Моральное животное - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Райт cтр.№ 119

С одной стороны, нормы, которые давно существуют, должны, вероятно, обладать какой-то совместимостью с человеческой природой и отвечать чьим-то интересам. Только вот чьим? Нравственные нормы формируются в процессе борьбы за власть, а власть, как мы знаем, обычно распределяется запутанно и неравномерно, так что понять, чьи интересы она обслуживает, бывает очень непросто.

Новая парадигма как нельзя лучше подходит для анализа нравственных норм и выявления, кто в них несет издержки, а кто извлекает выгоду. Только делать это надо очень осторожно: следует исключить те нормы, которые не имеют практического смысла, не забывая при этом, что очень многие нормы его имеют, поскольку они выросли из неформальных компромиссов, которые, хотя никогда и не являются чисто демократическими, иногда весьма плюралистичны. К тому же не исключено, что эти компромиссы основываются на истинах о человеческой природе, усвоенных практически и не всегда очевидных. Мы должны смотреть на моральные аксиомы так же, как старатель смотрит на сверкающие камни: с большим почтением и с неменьшим подозрением (пока экспертиза не подтвердит их ценность).

Как назвать такой двойственный подход? Сложно сказать. С одной стороны, он вполне подходит под определения консервативного, поскольку предполагает уважение к традиции. Но, с другой стороны, его можно назвать и либеральным, если либерализм не приравнивается к гедонизму или моральному попустительству. Моральная философия либерализма, изложенная «радикальным» Джоном Стюартом Миллем в очерке «О свободе», предполагает здоровую оценку мрачных сторон человеческой природы и необходимость в самоограничении и даже в осуждении.

С биологическим детерминизмом (или просто детерминизмом) та же штука. Сплошная двойственность. Он постулирует, что лишение свободы всегда является не только моральной трагедией, но и практической потребностью, и акцентирует внимание на том, что в первую очередь надо ликвидировать неблагоприятные социальные условия (например, бедность), толкающие людей к наказуемому поведению. Дарвин понимал это. Он придерживался идей детерминизма и признавал философскую бессмысленность возмездия. В своих заметках он писал: «Верящий в эти взгляды будет уделять большое внимание воспитанию». Животные, отметил Дарвин, «нападают на слабых и болезненных, как мы на нечестивых. Мы должны жалеть, помогать и обучать, создавая непредвиденные преграды, чтобы помочь движущей силе» ^[704].

Все же, как написал Дарвин, если плохой человек «неисправимо плох, то ничто не вылечит его» ^[705]. Истинно так. Хотя новая парадигма, вслед за либералами, настаивает на психической пластичности. Однако, как показывает опыт, пластичность не безгранична и, конечно же, не вечна: многие механизмы психического развития действуют в течение первых двух или трех десятилетий жизни. Пока неясно, как происходит становление разных черт характера. Может ли мужчина быть неисправимым насильником до тех пор, пока его уровень тестостерона не снизится в среднем возрасте? Порой ответы оказываются такими, что правые политики с радостью хватаются за них и предлагают запирать несчастных, а ключ выкидывать.

В ближайшие годы эволюционная психология будет заметно влиять на моральный и политический дискурс, и повесить ярлык на это разностороннее влияние не получится. Когда это станет ясно, дарвинистам не придется больше отбиваться от критиков слева и справа. И они с удвоенным рвением возьмутся за науку.

Когда корабль Ее Величества «Бигль» покинул Англию, Дарвин был ортодоксальным и праведным христианином. Позже он вспоминал, как «некоторые офицеры (хотя и сами они были людьми ортодоксальными) от души смеялись надо мной, когда по какому-то вопросу морали я сослался на Библию как на непреложный авторитет». Однако постепенно в нем стали зарождаться сомнения. Ветхий Завет стал казаться ему «до очевидности ложной историей мира», а описанный там Бог – «мстительным тираном». Новый Завет вызывал меньше вопросов, но все же Дарвин считал, что его «совершенство зависит отчасти от той интерпретации, которую мы ныне вкладываем в его метафоры и аллегории».

Дарвин жаждал восстановить статус-кво и «отнюдь не был склонен отказаться от своей веры», напротив – «снова и снова возвращался к фантастическим мечтам об открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте старинной переписки между какими-нибудь выдающимися римлянами или рукописей, которые самым поразительным образом подтвердили бы все, что сказано в Евангелиях». Не помогло: «Понемногу закрадывалось в мою душу неверие» ^[707].

Утратив христианскую веру, Дарвин много лет придерживался расплывчатого теизма. Он верил в «Первопричину», божественный разум, запустивший естественный отбор с какой-то конечной целью. Однако его опять стали одолевать сомнения: «Можно ли положиться на человеческий ум в его попытках строить такого рода обширные заключения; на человеческий ум, развившийся, как я твердо убежден, из того слабого ума, которым обладают более низко организованные животные?» ^[708] В итоге Дарвин стал агностиком, в приподнятом настроении мог забавляться теистическими сценариями, но такое случалось редко.

Но в одном Дарвин всегда оставался христианином. Как и прочие люди его времени и положения, он был адептом евангелической идеи нравственного самоограничения. Он жил по принципам, которые звучали на проповедях в английских церквях и нашли отражение в «Самопомощи» Сэмюэля Смайлса. Человеку предписывалось быть «деятельным и самоотверженным», чтобы оставаться «вооруженным против искушения низких соблазнов». А это, как мы видели, было для Дарвина «высшей степенью нравственного развития» – осознавать, «что мы должны контролировать свои мысли и «даже в самых затаенных мыслях не вспоминать грехов, делавших прошедшее столь приятным для нас» ^[709].

Имея подобные воззрения, Дарвин с тем же успехом мог бы называться индуистом, буддистом или мусульманином. Темы строгого самоограничения и контроля животных побуждений присутствуют во всех мировых религиях. Концепция братской любви, которая столь импонировала Дарвину, также была широко распространена. За шесть столетий до Иисуса Лао-цзы сказал: «Это путь Дao… – платить на оскорбление добротой» ^[710]. Священные тексты буддистов призывают к «вселенской любви… не подтачиваемой ненавистью и не вызывающей вражды» ^[711]. В индуизме есть доктрина «ахимса» – отсутствие всяких разрушительных намерений.