– Если мы увидим, что выигрывает Германия, – сказал он почти сразу после нападения Гитлера на СССР, – то нам следует помогать России. Если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше.
Эта позиция сенатора от Демократической партии обратила на себя благосклонное внимание многих влиятельных людей не только в США, но и в Великобритании. Уинстон Черчиль, как премьер-министр, конечно, не мог открыто согласиться с таким заявлением, но его сын Рудольф не скрывал своих взглядов.
– Идеальным исходом войны на Востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мертвым рядом, – открыто заявлял он, практически повторяя тезис Трумэна.
Да и сам премьер-министр, несмотря на слова о поддержке СССР в борьбе против Гитлера, не скрывал своего отношения к советскому государству.
– За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я, – заявил Черчиль в своей речи по поводу нападения Германии на Советский Союз. – Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем.
Трумэн сделал столь одиозное заявление не просто так. Он отлично знал, что в своей позиции далеко не одинок. Поэтому сенатор совсем не удивился, получив приглашение на закрытую встречу, организованную такими уважаемыми членами высшего общества Соединенных Штатов, как генерал Роберт Вуд, сенатор Бертон Уилер и автомобильный король Генри Форд. От Великобритании обещали прибыть посол Англии в США лорд Галифакс и депутат парламента генерал Альфред Нокс.
Будучи человеком прагматичным, Трумэн вежливо улыбался, отвечал на любезности, но привычно фильтровал всю словесную шелуху, лившуюся из уст политиков и промышленников, собравшихся в особняке Генри Форда в окрестностях Детройта. Однако надолго вступительная часть не затянулась – все участники встречи были людьми занятыми и время свое ценить умели.
– Джентльмены, – чуть изменившимся тоном произнес хозяин особняка.
Посторонние разговоры мгновенно стихли, и собравшиеся в ожидании остановили взгляды на Генри Форде.
– Наши гости из Великобритании проделали немалый путь, чтобы встретиться с нами. Думаю, нам следует предоставить им слово, тем более что информация, которую лорд Галифакс и генерал Нокс хотят нам сообщить, прямо касается будущего нашей страны и затрагивает интересы каждого из здесь присутствующих.
– Благодарю, – лорд Галифакс кивнул Форду и обернулся к своему британскому коллеге. – С вашего позволения, генерал, я введу наших американских партнеров в курс дела.
Альфред Нокс возражать не стал, и английский посол продолжил, обращаясь уже ко всем участникам встречи:
– Итак, джентльмены, думаю, мне нет смысла подробно останавливаться на том, что нас объединяет. Все мы осознаем серьезную угрозу, заключенную в действиях Гитлера, но, в отличие от господина Рузвельта и многих представителей истеблишмента Великобритании, не меньшую, а, возможно, и бо́льшую проблему мы видим в возможном распространении коммунистических идей, средоточием которых является Советская Россия. Мы собрались здесь именно сейчас, поскольку дальше откладывать решительные действия уже невозможно. Ситуация на советско-германском фронте достигла той точки, после которой руководству наших стран придется принять однозначное решение – выступят ли Великобритания и США союзниками СССР, или останутся в стороне. В первые два года войны положение Великобритании виделось нам критическим, и сразу после нападения Гитлера на Советский Союз даже у сэра Уинстона Черчиля не возникало сомнений в том, что на союз с большевиками идти придется. Такого мнения мы придерживались примерно до конца сентября, однако уже в октябре стало ясно, что Восточный фронт оттягивает на себя все больше сил нацистов. Уход Роммеля из Северной Африки позволил нам в октябре-ноябре провести ряд успешных наступательных операций, поставивших немецко-итальянские силы в Ливии в крайне тяжелое положение. В то же время у наших военных сложилось впечатление, что при тех силах, которые Гитлер сконцентрировал против Красной армии, у русских нет никаких шансов продержаться хотя бы до конца зимы.
– Судя по всему, теперь они осознали свою ошибку? – кривовато усмехнулся Роберт Вуд.
– Не буду скрывать, стойкость советского режима мы недооценили, – не стал спорить лорд Галифакс, – Начиная с октября военная помощь Советскому Союзу была практически свернута, однако русские каким-то образом смогли остановить гитлеровскую военную машину на подступах к Москве и даже отбросить нацистов к Вязьме и Ржеву, окружив основные силы группы армий «Центр».
– Насколько я знаю, – вступил в беседу сенатор Уиллер, – там сейчас все не так однозначно. Гитлер совсем потерял здравомыслие и применил против красных химическое оружие. Сталин не остался в долгу, и как там все в итоге повернется, пока совершенно неясно.
– Ясно одно, – вновь взял слово лорд Галифакс, – кампания на Восточном фронте затягивается. Гитлер прочно увяз в войне с Советским Союзом, причем увяз гораздо сильнее, чем рассчитывал.
– Но ведь и мы теперь получили свою войну, – произнес отмалчивавшийся до этого момента Трумэн. – Японцы наглядно продемонстрировали нам, что их нужно воспринимать всерьез. Сталин, кстати, отклонил просьбу президента Рузвельта о предоставлении аэродромов на советской территории для ударов по Японии. Думаю, это неплохой повод для того, чтобы отказывать русским в военной помощи и дальше.
– Это, несомненно, здравая мысль, – кивнул Генри Форд, – однако ситуация на советско-германском фронте такова, что если немцы сожгут в попытке деблокады Московского котла свои последние танковые дивизии довоенного формирования, в наступающем году им будет просто нечем воевать, ведь совершенно не факт, что им удастся пробиться к окруженным армиям. Это значит, что фронт покатится на запад, и уже в сорок втором году мы с вами станем свидетелями вторжения большевистских орд в Европу.
– Совершенно с вами согласен, – поддержал Форда Трумэн, – быстрая победа любой из сторон на Восточном фронте совершенно не в наших интересах. Война на Тихом океане потребует от США напряжения всех сил, и нам нечего будет противопоставить Сталину в Европе. Думаю, наши британские коллеги тоже не смогут совершить успешную высадку на континент раньше лета сорок третьего года – им сейчас хватает проблем в Северной Африке и Индокитае. Это значит, что Европа окажется в полной власти Сталина с вполне понятными последствиями в виде советизации всех захваченных русскими стран, и вместо разоренной войной и смертельно ослабленной континентальной Европы мы получим советского монстра, с которым будет совершенно неясно, что делать.
Трумэн замолчал и обвел взглядом собравшихся. Никто не торопился ему возразить.
– Думаю, с эти выводом согласны все присутствующие, – подвел итог лорд Галифакс, – Однако у меня складывается впечатление, что президент Соединенных Штатов имеет по этому вопросу иное мнение.
– В нашей стране президент, несомненно, играет весьма значительную роль, однако неудачи на Тихом океане, будучи поданными в правильном свете, могут весьма негативно сказаться на его политических перспективах, – возразил Трумэн. – Недальновидная политика Рузвельта привела к тому, что США оказались втянуты в войну на условиях противника. Думаю, влияния присутствующих здесь политиков и представителей бизнеса будет достаточно, чтобы развернуть общественное мнение в нужную сторону. Чем дольше Гитлер и Сталин будут грызть друг друга, тем больше у нас будет времени и возможностей решить свои проблемы с японцами и выстроить послевоенный мир по приемлемому для нас образцу, и если президент США этого не понимает, он должен сойти с политической сцены, чего бы нам это ни стоило
[7].