– Ты позволишь мне вернуться домой? – умоляла она. – Я не хочу причинять тебе беспокойство, и можешь меня не провожать. Я не хочу виснуть на твоей шее тяжким грузом; просто скажи, что ты согласен на то, чтоб я вернулась домой, что ты не будешь ненавидеть меня за это, Стефан! Будет лучше, чтобы я немедленно вернулась домой; это и впрямь лучше, Стефан.
– Но не можем же мы вернуться сейчас, – стал просить он ее в ответ.
– Я должна! Я вернусь!
– Как? Когда ты хочешь уехать?
– Немедленно. Мы можем уехать сейчас же?
– Если ты должна уехать и считаешь, что для тебя будет неправильным здесь оставаться, любимая, – сказал он печально, – тебе следует ехать. Ты должна делать только то, что тебе хочется, моя Эльфрида. Но ты действительно предпочитаешь уехать сейчас, не лучше ли будет остаться до завтра и уехать, став моей женой?
– Да, да… очень… что угодно готова отдать, лишь бы уехать сейчас. Я должна, я должна! – кричала она.
– Мы должны были сразу выбрать одно из двух, – сказал он мрачно. – Никогда не браться за это или же не возвращаться, не поженившись. Я не хотел бы говорить это, Эльфрида, честное слово, не хотел бы, но ты обязательно должна знать, что, воротившись домой незамужней, ты непоправимо очернишь твое доброе имя во мнении тех, кто когда-либо об этом услышит.
– Они не узнают, и я должна вернуться.
– О Эльфрида! Это моя вина, что я тебя увез!
– Ничего подобного. Из нас двоих я старшая.
– На один месяц, и что с того? Но не будем теперь об этом говорить. – И он оглянулся по сторонам.
– Есть ли какой-нибудь поезд до Плимута, который отправлялся бы вечером? – спросил он у кондуктора.
Кондуктор прошел мимо и не ответил.
– Есть ли поезд до Плимута сегодня вечером? – спросила Эльфрида другого.
– Да, мисс, на 8:10, отправляется через десять минут. Вы пришли не на ту платформу; ваша на другой стороне. Пересядете в Бристоле на ночной почтовый. Пройдите-ка вниз по той лестнице, а потом по-над дорогой.
Они побежали вниз по лестнице. Эльфрида бежала впереди к железнодорожным кассам и ринулась к вагону с кондуктором, стоящим у двери.
– Покажите ваши билеты, пожалуйста.
Они вошли – движения людей на платформе стали убыстряться до тех пор, пока не начали летать вверх-вниз, как челноки в ткацком станке: свисток поезда – взмах флага – человеческий окрик – поезд со стоном выпустил пар, – и они полетели обратно в Плимут, и до них донеслись следующие слова, когда поезд уже тронулся:
– Эти двое молодых людей мчались на поезд изо всех сил, будьте уверены!
Эльфрида отдышалась.
– И ты тоже едешь, Стефан? Почему же?
– Я не покину тебя до тех пор, пока не доставлю в целости и сохранности в Сент-Лансес. Не думай обо мне хуже, чем я есть, Эльфрида.
И затем они с грохотом неслись на поезде сквозь ночь, возвращаясь обратно той же дорогой, по которой они прибыли. Небо прояснилось, и над ними засияли звезды. Двое или трое пассажиров, что ехали с ними в одном вагоне, большую часть времени сидели с закрытыми глазами. Стефан время от времени проваливался в сон; одна Эльфрида не смыкала бессонных глаз и с трепетом отсчитывала час за часом.
Забрезжил день, и, когда немного рассвело, они увидели, что едут вдоль морского побережья. Красные скалы нависали над ними и, удаляясь на некоторое расстояние, становились багровыми на фоне синевато-серого неба. Взошло солнце и бросило резкие лучи света на их усталые лица. Прошел еще час, и окружающий мир погрузился в свои дела. Они подождали еще совсем немного, и поезд сбросил скорость, поскольку впереди замаячила платформа Сент-Лансеса.
У нее мороз прошел по коже, и она погрузилась в печальную задумчивость.
– Я не предвидела все последствия, – сказала она. – Любой встречный будет моей гибелью. Если хоть кто-нибудь узнает меня, то, полагаю, я буду навеки опозорена.
– Тогда все, что скажут встречные, будет ложью; и какое это имеет значение, даже если они станут болтать? Я все равно стану твоим мужем рано или поздно, это несомненно, и тогда докажу на деле, что ты чиста.
– Стефан, когда мы были в Лондоне, я должна была выйти за тебя замуж, – сказала она твердо. – То была просто моя самозащита. Я теперь понимаю больше, чем понимала вчера. Мой единственный шанс, что теперь остался, – не быть раскрытой; и мы должны отчаянно бороться за это.
Они вышли на платформу. Эльфрида опустила на лицо густую вуаль.
Женщина с красными морщинистыми веками и блестящими глазами сидела на скамейке в здании железнодорожной станции. Она впилась взглядом в Эльфриду с тем выраженьем в глазах, в чьей силе узнавания нельзя было ошибиться, но значение коего было неясно; затем перевела взгляд на вагон, из которого они оба только что вышли. Казалось, во всей этой сцене она усмотрела некую грязную историю.
Эльфрида отпрянула назад и повернула в другую сторону.
– Кто эта женщина? – спросил Стефан. – Она так и впилась в тебя глазами.
– Миссис Джетуэй – вдова и мать того молодого человека, на чьем могильном камне мы сидели как-то ночью. Стефан, она мой враг. Хоть бы Господь был ко мне милосерден и мне удалось скрыть от НЕЕ все произошедшее!
– Не говори с такой безнадежностью, – запротестовал он. – Я не думаю, что она нас узнала.
– Я молюсь о том, чтобы не узнала.
Он приложил все силы, чтобы привести ее в более жизнерадостное расположение духа.
– Ну, теперь мы пойдем и позавтракаем где-нибудь.
– Нет, нет! – умоляла она. – Я не смогу проглотить ни крошки. Я ДОЛЖНА вернуться в Энделстоу.
Эльфрида вела себя так, будто разом стала старше Стефана на целые годы.
– Но ты же ничего не ела с прошлой ночи, не считая той чашки чая в Бристоле.
– Я не могу есть, Стефан.
– Вино и бисквит?
– Нет.
– Ни чая, ни кофе?
– Нет.
– Стакан воды?
– Нет. Я хочу что-то, что придает людям силы и энергию на день; то, что заимствует завтрашнюю смелость для того, чтоб использовать ее сегодня, и оставляет завтра без ничего, или даже способно забрать всю энергию из завтра при условии, что это поможет мне снова вернуться домой. Бренди, вот что мне нужно. Глаза той женщины растерзали мне сердце!
– Ты не в своем уме; и ты печалишь меня, любимая. Неужели это должен быть бренди?
– Да, прошу тебя.
– Сколько именно?
– Я не знаю. Я никогда не пила его больше чайной ложки зараз. Все, что я знаю, это то, что я его хочу. Но не покупай его в «Соколе».
Он оставил ее в поле и отправился в сторону ближайшего трактира. Вскоре он вернулся с маленькой флягой, которая была почти полной, и несколькими бутербродами с маслом, тонкими, как облатка, в бумажном пакете. Эльфрида сделала один-два маленьких глотка из фляги.