Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Ишервуд cтр.№ 96

– Ландауэры – мои друзья, – холодно отрезал я и вышел из комнаты, прежде чем фрейлейн Мейер успела что-либо возразить.

Я, конечно, покривил душой. На самом деле я в жизни не встречал никого из семьи Ландауэров. Но перед отъездом из Англии один общий знакомый дал мне рекомендательное письмо к ним. Я не верю в рекомендательные письма и, наверное, не воспользовался бы и этим, если бы не заявление фрейлейн Мейер. Теперь же назло ей я решил написать фрау Ландауэр. Наталья Ландауэр – я познакомился с нею через три дня – была школьницей восемнадцати лет. Ее лицо с сияющими глазами, обрамленное темными пушистыми волосами, казалось слишком худым и длинным. Она напоминала молодую лисицу. Как принято у студентов, она сильно потрясла мне руку.

– Пожалуйста, проходите. – Голос ее звучал резко и властно.

Огромная светлая гостиная, несколько перегруженная мебелью, была обставлена в довоенном вкусе. Наталья сразу же заговорила с огромным воодушевлением на быстром ломаном английском и стала показывать граммофонные пластинки, картины, книги. Мне не разрешалось ни на что смотреть больше минуты.

– Вы любите Моцарта? Да? О, я тоже. Очень сильно! Это картины из Королевского дворца. Вы не видели? Я покажу вам когда-нибудь, да?.. Вам нравится Гейне? Скажите честно, пожалуйста.

Она перевела взгляд с книжных полок на меня и улыбнулась, но с поучительной суровостью:

– Прочтите. Это чудесно.

Я пробыл у нее дома не больше четверти часа и уже успел получить четыре книги: Тони Крюгера, рассказы Якобсена, том Стефана Георге, письма Гете.

– Вы должны честно сказать мне свое мнение, – предупредила она.

Вдруг горничная раскрыла скользящие стеклянные двери в конце комнаты. Оказалось, что своим присутствием нас почтила фрау Ландауэр. Крупная бледнолицая женщина с мушкой на левой щеке и гладко зачесанными и стянутыми в пучок волосами сидела за обеденным столом, разливая из самовара чай. На столе стояли тарелки с ветчиной и горошек с тонкими скользкими сосисками, из которых брызгала горячая вода, когда их протыкали вилкой, а также сыр, редис, хлеб из грубой не просеянной ржаной муки и пиво в бутылках.

– Вы выпьете пива, – приказала Наталья, возвращая матери стакан чая.

Оглядевшись, я заметил между картинами и шкафами вырезанные из цветной бумаги и пришпиленные к стене кнопками причудливые фигуры в человеческий рост: девушки с развевающимися волосами и газели с раскосыми глазами. Это был до смешного жалкий протест против буржуазной помпезной мебели из красного дерева. Я догадывался, что это выдумка Натальи, хотя мне никто не говорил об этом. Да, она сделала их и повесила для вечеринки, потом хотела убрать, но мать не позволяет. У них произошел небольшой спор, – очевидно, обычная домашняя ссора.

– Oh, but they’re terrible, I find! ^[83] – закричала Наталья по-английски.

– А мне кажется, что очень милы, – безмятежно ответила фрау Ландауэр по-немецки, не отрывая глаз от тарелки, набив рот хлебом и редисом.

Сразу после ужина Наталья дала понять, что я должен пожелать фрау Ландауэр спокойной ночи. Затем мы вернулись в гостиную. Она начала допрашивать меня. Где я живу? Сколько плачу за комнату? Выслушав ответ, она тотчас же заметила, что я выбрал абсолютно неподходящий район (Виммерсдорф гораздо лучше) и что меня надули. За те же деньги я мог бы найти не хуже с водой и отоплением.

– Вы должны были спросить меня, – добавила она, явно позабыв, что мы впервые видим друг друга, – я бы сама вам подыскала. Ваш друг говорит, что вы писатель, – вдруг сказала Наталья с вызовом.

– Не настоящий, – запротестовал я.

– Но вы написали книгу? Да?

– Да, написал.

Наталья торжествовала:

– Вы написали книгу, а говорите, что вы не писатель. Вы что, с ума сошли?

Тогда мне пришлось рассказать ей историю книги «Все конспираторы», почему она так называется, о чем она, когда вышла и так далее.

– Вы мне принесете экземпляр, хорошо?

– У меня нет ни одного, – ответил я с удовольствием, – и она не переиздается.

Наталья даже отпрянула на мгновенье, но тут же, почуяв что-то новое, снова пошла в атаку.

– А то, что вы собираетесь написать в Берлине? Расскажите мне, пожалуйста.

Чтобы угодить ей, я начал пересказывать рассказ, который написал несколько лет назад для студенческой газеты в Кембридже. По ходу я улучшал его как мог. Это занятие доставило мне такое удовольствие, что я подумал: замысел, пожалуй, не так плох, его можно использовать. В конце каждого предложения Наталья так плотно сжимала губы и так страстно кивала головой, что волосы то и дело падали ей на лицо.

– Да, да, – повторяла она. – Да, да.

Только через несколько минут я понял, что она ничего толком не разбирает из того, что я рассказываю. Очевидно, она не понимала моего английского, так как теперь я говорил гораздо быстрее, не выбирая слов. Несмотря на все ее усилия, чтобы сосредоточиться и не отвлекаться, я заметил, что она уже изучила мою прическу и разглядела лоснящийся узел галстука. Она даже украдкой взглянула на мои ботинки. Однако я притворился, что ничего не замечаю. С моей стороны было бы бестактно оборвать рассказ – тем самым испортив Наталье удовольствие от самого факта, что я доверительно беседую с ней о том, что меня действительно занимает, хотя мы, в сущности, чужие люди.

Когда я окончил, она сразу же спросила:

– И этот рассказ будет завершен – когда?

Поскольку она уже стала моей соучастницей в этом деле, так же, как и во всех остальных, я ответил, что не знаю. Я ленив.

– Вы ленивы? – Наталья презрительно вытаращила глаза. – Разве? Тогда очень жаль. Ничем не могу помочь.

Затем я объявил, что должен идти. Она проводила меня до двери.

– И скоро вы мне принесете этот рассказ? – настойчиво повторила она.

– Да, скоро.

– Когда же?

– На следующей неделе, – уклончиво пообещал я.

Но появился я у Ландауэров лишь две недели спустя. После обеда, когда фрау Ландауэр вышла из комнаты, Наталья сообщила, что мы идем в кино.

– Нас приглашает моя мать.

Когда мы поднялись, она вдруг схватила два яблока и апельсин из буфета и запихнула их мне в карманы. Очевидно, она решила, что я недоедаю. Я слабо протестовал.

– Если вы скажете еще хоть слово, я рассержусь, – предупредила она. – А вы принесли его? – спросила она, когда мы выходили из дому.

Прекрасно понимая, что она имеет в виду, я переспросил невиннейшим голосом:

– Принес что?

– Вы знаете. То, что обещали.

– Не помню, чтобы я что-нибудь обещал.