Белый верх – темный низ - читать онлайн книгу. Автор: Марина Аромштам cтр.№ 42

Хомяки неприятно поразили меня своей нечувствительностью к дрессировке: несмотря на пищевые стимулы, они так и норовили выскочить на ходу из вагона. Поезд с пассажирами не смог проехать и двух метров.

Такое непредсказуемое поведение подопытного материала убивало всякое стремление стать дрессировщиком.

* * *

Но вообще я много делала для того, чтобы детство мое могло считаться счастливым. Я сознательно наделяла его необходимыми признаками.

В книжках, к примеру, часто писали про «босоногое детство». Босоногость была почти синонимом счастья.

Ну и в чем дело? Берешь и ходишь все лето без обуви, в любую погоду, невзирая на легкий насморк. Кто сказал, что счастливое детство проходит без легкого насморка? Проблема лишь в том, что летом ты живешь в пионерском лагере. Как проскочить в столовую? Как идти на линейку? Но тут главное – выбрать тактику. Прибегаешь чуть позже остальных и встаешь в задний ряд. Для вожатых важно, чтобы на шее был галстук. А на ноги они не смотрят. И от флагштока, с трибуны твоих ног никому не видно.

И хорошо, что не видно – потому что ты их не моешь. Если уж босоногость – так уж в полную силу. Или тот, кто воспел свое босоногое детство, каждый день перед сном мыл ноги?..

«Чтение – вот лучшее учение!» – сказал А. Пушкин в 1937 году.

* * *

И еще, конечно, «секретики».

Если я вдруг не скажу про «секретики», то все решат, что у меня вообще не было детства.

«Секретики» – это проверка на своих и чужих.

Так вот, время от времени мы делали «секретики».

Роешь в земле неглубокую маленькую ямку, на донышко кладешь золотце, на золотце – цветочек (можно два-три цветочка), сверху придавливаешь цветным стеклышком, по краям присыпаешь землей. И «секретик» готов. Его нужно как-то замаскировать, а тайное место – пометить.

«Секретик» показывают своей лучшей подруге или лучшей подруге подруги.

Главное – все делать втайне, иначе твой «секретик» найдут другие (а им только бы найти!). Эти другие – «враги». Они его уничтожат.

В нашем обществе по спасению птенчиков у «секретиков» было особое применение. Мы украшали «секретиками» могилки почивших птиц, преимущественно воробьев. И мы достигли известных высот в кладбищенском искусстве.

Но зато когда наши «секретики» стали известны «врагам» и когда их «рассекретили», из мира исчезло не просто какое-то количество красоты. С лица земли было стерто целое воробьиное кладбище.

* * *

Мое детство, однако, по степени концентрации счастья не шло ни в какое сравнение с маминым.

Мама, конечно, поддерживала меня в моих высоких целях – в том, чтобы стать дрессировщицей (с помощью хомяков) или поставить спектакль – сценку из «Сына полка» (в театре маленьких мальчиков чаще всего играют молодые, невысокого роста актрисы, так что я была Ваней Солнцевым): «Нужно чувствовать каждое слово, быть живым и раскованным, но не переигрывать».

Но мама то и дело вынуждена была констатировать прискорбный факт: всё не то, не то! Вот в «ее время»!..

«Мамино время» – это когда меня еще не было.

Как они пели! Какие были тогда голоса – и у певцов, и у актеров, и у них, обычных девчонок! Разве сейчас услышишь хоть один такой голос?

А песни! Какие замечательные в их время были песни!

И в качестве доказательства мама пела песни из довоенного кинофильма «Свинарка и пастух». Каждая песня, конечно, увязывалась с сюжетом, который мама мне много раз пересказывала.

Она – русская красавица, живет в северном колхозе и выращивает поросят. Он – красавец, страстный джигит, пасет овец на склонах Кавказа. Оба – передовики производства, и по такому случаю обоих посылают в Москву на ВСХВ (Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, правда, к моменту моего появления на свет она уже называлась ВДНХ – Выставка достижений народного хозяйства). Там северная красавица демонстрирует выращенных поросят, а красавец-джигит – овец. Оба стремятся как можно больше узнать о передовых методах ведения колхозного хозяйства. Но встречаются – и тут же влюбляются друг в друга. Однако им приходится расставаться. Ее в колхозе ждут поросята, его – овечьи дела. Но они так тоскуют в разлуке!

И все поют, поют!

И наконец, преодолев расстояние и козни местных возлюбленных, свинарка и пастух соединяются в жарком поцелуе – наивысшей форме советской любви.

Весь советский народ обожал этот фильм. Как объясняла мне мама, в ее время кино никогда не смотрели по одному разу. В наше время, конечно, тоже. Но в их время не было телевизора. И все по многу раз ходили на один и тот же фильм в кино – столько, сколько требовалось, чтобы выучить наизусть интонации любимых героев и, естественно, все песни фильма.

А какие спектакли шли тогда в детском театре! В них всегда было три действия (а не два, как сейчас!). И декорации – настоящие, а не столбик с табличкой, на которой написано «лес» (разве табличку можно считать декорацией?).

И мама при случае пересказывала один из любимых спектаклей под названием «Лисий хвост»: советские пионеры живут в пионерском лагере. Туда проникает шпион. Он только что перебрался через границу, прикрывшись лисьей шкурой, видимо, для того, чтобы его не учуяли пограничные собаки. У шпиона задание – выведать важный секрет советского государства. Если враги за границей узнают этот секрет, мощь страны пострадает (видимо). Шпион сначала прячется в бочке – для того чтобы осмотреться. Потом незаметно для всех оттуда вылезает, притворяется другом детей и хочет войти к ним в доверие. А те и не подозревают! Особенно глупо ведет себя пионер, которого хитрый шпион угощает конфеткой. Но кто-то из пионеров находит лисий хвост от шпионской шкуры-прикрытия. Шпиона разоблачают. Приходят… эээ… пограничники и уводят врага.

Конечно, не только этот спектакль так запал маме в душу. Не менее вдохновенно она рассказывала сказку про двух горбунов: душа у слушателей всегда уходила в пятки. Это было лучшее страшное, что я когда-либо слышала. Во взрослом возрасте я опознала эту историю в пьесе Тамары Габбе – но в мамином изложении она была интереснее.

У мамы вообще был дар. Она умела превратить в захватывающий фольклор даже роман «Человек, который смеется» или историю про Козетту и Жана Вальжана. «Отверженные» и истории о чудесном мамином детстве стояли в одном ряду.