Белый верх – темный низ - читать онлайн книгу. Автор: Марина Аромштам cтр.№ 13

«СТЕРПИТСЯ – СЛЮБИТСЯ!» – вот что это за мудрость.

И мне сразу все стало ясно. Сразу стало понятно, как можно «привить любовь» – и к труду, и к чему угодно:

к знаниям,

к родине,

к народу,

к книге,

к природе,

к учебе,

к физкультуре и спорту,

к чистоте и порядку…

Может, я что-то забыла, но список и так впечатляет. И ведь все это мне ПРИВИВАЛИ! Судя по списку, я должна была получиться удивительно любвеобильной. Каждый советский ребенок должен был таким получиться!..

Так что штопка оказывается вполне на месте…

Но даже советская педагогика не была настолько всесильной, чтобы заставить меня полюбить белый воротничок, который требовалось пришивать к школьному платью.

* * *

У практичного и гигиеничного шерстяного школьного платья был накладной непрактичный белый воротничок. Я понимаю, что белое на черном – это сама красота. И она требует жертв. Поэтому дважды в неделю воротничок требовалось менять… Сначала надо его отпороть (а вот не стоило пришивать маленькими крепенькими стежками!), выстирать, высушить, выгладить – и потом снова пришить на место. А пришиваем так: складываем воротничок пополам, находим серединку, отмечаем ее на воротничке, потом находим серединку во́рота школьного платья и совмещаем обе серединки. После этого пришиваем сначала одну половинку воротничка, потом другую. Главное тут не просчитаться с намёткой серединки. Иначе получится криво. Если совсем уж криво, придется снова отпарывать и снова пришивать. А если не очень криво, тогда еще тяжелее: оказываешься перед выбором – отпороть или так оставить? Чертов воротничок…

Но не менять белый воротничок нельзя: уже к концу первого дня он выглядит не очень белым. А через два дня в местах соприкосновения с шеей его цвет стремится к цвету практичного школьного платья (напомню: коричневого).

Потому что в школе, и особенно после школы, все время что-то случается. Что-то такое, вызывающее избыточную активность. И, соответственно, потоотделение.

Например, ты вернулся домой, подходишь к двери и обнаруживаешь: а ключа-то от квартиры и нет! Обычно он висит на шнурке у тебя под платьем. А тут его нет. Уходя из дома, дверь запирать не нужно – ее нужно просто захлопнуть. И ты забыла взять ключ.

Что делать? Когда еще кто-то из взрослых придет домой! Остается единственный способ – лезть через форточку. Множество разных факторов помогает тебе в решении этой не очень простой задачи: наша квартира на первом этаже, решеток у нас еще нет, а форточку мама всегда оставляет чуть приоткрытой (помещение нужно проветривать, это гигиенично). И я ухитряюсь уцепиться руками за жестяной слив, подтянуться, вскарабкаться – так, чтоб встать на него ногами, толкнуть чуть приоткрытую форточку и засунуть в нее портфель. Когда портфель шлепнется на пол, возникнет чувство наполовину сделанного дела: одна твоя важная часть уже попала домой. Теперь нужно просунуть в форточку голову (это самое трудное), оттолкнуться ногами от слива и – протискиваться, протискиваться, мало-помалу сползая по стеклу головой вниз, пока не упрешься ладонями в подоконник…

Естественно, подобная акробатика не может не сказываться на белизне накладного воротничка. А это ведь не единственное приключение за день.

И потом, хотя ты с легкостью цитируешь крылатое выражение «надо, надо умываться по утрам и вечерам» (источник – «Мойдодыр», сл. Корнея Чуковского), это не всегда имеет прямое отношение к твоей собственной шее.

А утром папа всегда уходит из дома раньше тебя. И мама довольно часто уходит раньше тебя. Поэтому ты сама собираешься в школу: умываешься, одеваешься, завтракаешь, смотришь в зеркало: переплетать косички или и так сойдет? И шею, которая будет тереться о белый воротничок, ты вроде бы намочила. Будем считать, что вымыла…

Кроме воротничка были еще манжеты – тоже накладные и тоже белого цвета. Но манжеты я довольно быстро занесла в разряд избыточных элементов декора. И мама не стала настаивать на манжетах и не вспоминала Макаренко.

Все-таки мама умела считаться с реальностью и, как мне кажется, отдавала предпочтение «навыкам самообслуживания», а не «любви к труду».

По крайней мере, высказывая неодобрение в адрес какого-нибудь человека (чаще всего мужчины), она часто говорила: «Он и пуговицу пришить не умеет!»

* * *

«Навыки самообслуживания» – это низший уровень трудовой активности. Следующими в иерархии стояли «трудовые обязанности». («Любишь кататься – люби и саночки возить!») Лет примерно с одиннадцати в мои трудовые обязанности входило ходить за картошкой и за подсолнечным маслом. Эти походы оставили в моей памяти неизгладимый след. Тут тебе открывалась важнейшая характеристика «человека труда»: это тот, кто «не боится ручки запачкать» (народная поговорка). (А тот, кто «боится запачкать ручки», – «белоручка», бездельник, «плохой».) Отсутствие страха перед возможностью испачкать руки для человека, живущего в «нашем обществе», считалось важным психологическим качеством. И в «Гастрономе», где продавали картошку и разливное подсолнечное масло, все отвечало этой воспитательной задаче.

Среди бытовых достижений технического прогресса был специальный автомат для розлива подсолнечного масла. На первый взгляд он напоминал автомат с газированной водой. Там ставишь в небольшую нишу стакан, бросаешь в прорезь монетку, нажимаешь кнопку – и в стакан льется вода. А здесь в нишу ставишь бутылку, опускаешь монетку, нажимаешь кнопку – и в бутылку льется масло. Но автомат для воды отмерял жидкость стаканами. И покупателям не приходило в голову налить в один стакан две порции воды. А автомат для масла отмерял свой продукт полулитрами. Можно было купить либо пол-литра масла, либо целый литр, и так далее. Литр и двести граммов автомат налить не мог. И тут иногда возникали проблемы. Почему-то считалось, что нужно принести домой полную бутылку. Поэтому требовалось заранее правильно подобрать емкость под жестко отсчитываемый автоматом объем. Ведь если ты «закажешь» масла чуть больше, чем влезает в твою бутылку, оно выльется из горлышка и потечет по стеклу. Даже если ты не очень боишься испачкать ручки, это все равно неприятно: вылезающее из бутылки масло напоминало джинна, который поставил своей задачей на всем оставить свой отпечаток – и на пальто, и на сумке.

С молочными бутылками в гастроном не ходили – у них не было крышек. Для масла обычно использовали бутылки из-под вина с пробковыми затычками. Нельзя сказать, что у нас был богатый выбор таких бутылок. Из имевшихся бутылок я выбирала ту, что казалась побольше. Как правило, темную. Темная почему-то вызывала больше доверия. Чаще всего бутылка использовалась не раз. Время ее службы измерялось толщиной маслянистого «мха», которым она обрастала: как ни пытайся обхитрить автомат, все равно какие-то капли потекут по бутылке. И даже если ты взял за правило вытирать эти капли тряпкой (ты ее носишь с собой в гастроном), то все равно через какое-то время бутылку нужно менять. А ты уже к ней привык и расставаться жаль…