После - читать онлайн книгу. Автор: Анна Шнайдер cтр.№ 121

— Мама, а давай в выходные сходим к Софии в гости?

Было это утром — Арен уже ушел на совещания, — и Виктория растерялась, не зная, что ответить. Разрешит ли муж подобное? Или посчитает, что им вообще нельзя видеться?

— Я раньше не спрашивала, потому что боялась, папа откажет, — продолжала Агата под многозначительные кивки Алекса. — Как думаешь, теперь можно спросить? Или еще подождать?

Виктория озадаченно почесала нос. Дети иногда удивляли ее донельзя, и сейчас особенно.

— А почему ты вообще решила подождать? — пробормотала она, глядя на серьезную дочь.

— Потому что папа очень переживал. Ты разве не заметила? — ответила Агата. — Очень-очень. Он и сейчас переживает, конечно. Но он говорил мне, что со временем становится легче. Может, ему стало, и он разрешит?

Защитница, даже дочь заметила, что Арену плохо. Хотя почему «даже»? Агата всегда была наблюдательной, а вот Виктория…

— Я не знаю, радость моя. Давай попробуем спросить вечером. Но… — Она запнулась, не зная, говорить или нет, и в итоге все же сказала: — Если не разрешит, вы с Алексом не расстраивайтесь.

— Как тут не расстраиваться, мам, — вздохнула Агата, опуская глаза, и прошептала едва слышно: — Ты не любишь Софию так, как мы с Алексом и папой. Ты ревнуешь. Но, мам, от того, что мы любим Софию, мы не любим тебя меньше! — Девочка вновь подняла голову и продолжила говорить ошарашенной Виктории: — Любовь нельзя разрезать, как торт, и поделить по кусочкам! София — наш друг, а ты — наша мама!

— Я знаю, — произнесла императрица удивленно, и удивилась еще больше, когда Агата возразила:

— Нет. Не знаешь!

Виктория не стала переспрашивать, почему — побоялась услышать нечто еще более удивительное.

И только оставшись одна и хорошенько подумав над тем, что сказала дочь, она поняла. Любовь нельзя разрезать, как торт, и поделить по кусочкам. И от того, что Софии нет во дворце — или даже в жизни Арена, — он не будет любить Викторию. И от того, что Софии нет рядом, он не станет принадлежать Виктории.

Она сказала Силвану: «Я хочу, чтобы муж был моим», — но теперь понимала, что это невозможно, и от наличия или отсутствия Софии под боком ничего не зависит. Арен никогда не будет ее.

И с этим уже ничего нельзя было поделать.

* * *

Дни утекали, как вода сквозь пальцы, похожие друг на друга, как две капли — унылые, заполненные бесконечными делами и проблемами, просителями и совещаниями, документами и письмами. Единственной отрадой были дети, как и раньше, и Арен погружался в них утром, вечером и по возможности за обедом, продолжая не жить, а существовать.

Агата и Александр по-прежнему грустили, но больше не доводили родителей, и Виктория вела себя прекрасно, даже совершенно. Что она при этом чувствует, император не имел понятия — эмпатический щит он теперь снимал только находясь в одиночестве, а это случалось нечасто.

Дети продолжали переписываться с Софией, а Арен — читать эти письма. Он знал, что это неправильно, но не мог отказаться от этой, пусть горькой, но радости. Хоть ненадолго, но прикоснуться к своему счастью.

— Папа, а мы с Алексом можем как-нибудь сходить в гости к Софии? — спросила Агата робко, пока он читал одно из таких писем. — Пожа-а-алуйста…

И отказать император не смог. Хотя стоило бы. Но это уже было выше его сил, поэтому он только уточнил:

— Не чаще раза в месяц. — И дети не стали канючить, а кивнули, обрадовавшись даже такой малости.

Вечером в тот день он вновь остался у Виктории — слишком уж умоляющими были глаза жены, и Арену не хотелось огорчать ее отказами. Он понимал, что она наверняка начнет вновь его соблазнять, и заранее приготовился к этому, но ошибся. Виктория просто легла рядом, обняла, с нежностью погладив по груди, и так горестно вздохнула, что император спросил сам:

— В чем дело, Вик?

Она еще раз вздохнула и неуверенно поглядела на него.

— Тебе правда интересно?

— Если бы мне не было интересно, я бы не спрашивал. Я вижу, тебя что-то гнетет.

Она закусила губу и прошептала:

— Тебя тоже.

Надо же, заметила. Все восемь лет брака Виктория не замечала, когда он падал с ног, мертвецки устав — всегда гнула свою линию. Конечно, он сейчас не совсем справедлив — пару месяцев, до того, как Аарон поставил проклятье, она все замечала и была очень милой и ласковой девочкой. Проклятье заставляло ее ничего не замечать и думать об одной себе.

— Не волнуйся за меня. Лучше расскажи, что тебя беспокоит, — ответил он мягко и поразился, когда Виктория сказала:

— В том-то и дело. Меня беспокоишь ты. — Она чуть покраснела, словно смутившись, но продолжила: — С тех пор, как… как уехала София, ты ходишь сам не свой. Не говори мне, что это ревность, пожалуйста! — Жена замотала головой. — Если тебе так кажется, сними щит и сам поймешь — я не ревную. Я переживаю.

Щит снимать Арен не стал, решив поверить на слово. Он знал, как выглядит ревность, слишком хорошо, и сейчас Виктория была не похожа на ревнующую женщину.

Но ответить ему было нечего. Правду говорить нельзя — она уничтожит супругу, — а нагромождать ложь не хотелось, да и незачем.

— Не переживай, — произнес Арен, решив воспользоваться старым способом успокоения, и поцеловал Викторию в губы. Он ничего не почувствовал, а вот жена, на секунду замерев, застонала, обнимая его обеими руками и прижимаясь крепче.

— Арен… — шепнула она, когда он спустился с губ на шею, — только не усыпляй меня больше, пожалуйста…

Он на мгновение замер, а потом усмехнулся.

— Не буду.

Снял с нее ночную рубашку — кожа была совершенно белой, сливочной, совсем не веснушчатой, — и стал целовать повсюду, пресекая любые попытки перехватить инициативу. И вскоре Виктория сдалась — лишь лежала и тихонько стонала, вздрагивая от особенно приятных прикосновений, и пронзительно вскрикнула, когда он довел ее до края.

— Спи, Вик, — сказал Арен, ложась рядом и накрывая жену и себя одеялом. — Не думай ни о чем.

Виктория смотрела на него блестящими, как в лихорадке, глазами, и чуть дрожала. Император погладил ее по щеке, отвернулся и усыпил себя, не желая больше чувствовать удушающую тошноту, в которую он погружался все сильнее с каждым днем, прошедшим после отъезда Софии.

* * *

Полночи Виктория не могла уснуть и даже пожалела, что попросила Арена не усыплять ее. Сердце колотилось, в горле стоял комок, и она все смотрела на мужа, не понимая — разве он смог бы целовать и ласкать ее так, если бы любил другую женщину?

«А как он меня целовал? — подумала она и даже всхлипнула от остроты воспоминаний. — Да, мне было приятно, очень-очень хорошо, но сам Арен… в нем не было ни страсти, ни желания. Он просто целовал, выполнял действия. Как ходьба или плавание…»