Илиодор упираться не стал, взял с конюшни казенную лошадь, пообещав оставить ее у трактира Афиногеныча, где златоградца дожидался Бес, подаренный Мытным, и, пока мы выезжали со двора, отдавал какие-то приказы.
За забором соседнего дома, не особенно прячась, но все-таки в тенечке, сидел Сашко. Я запоздало вспомнила про бумаги, которые обещала состряпать для Ланки, и снова принялась трясти Пантерия, который делал вид, что спит ну просто беспробудно. Непрерывно чертыхаясь, он вынул из-за пазухи толстую пачку документов, увязанных в кусок кожи, а я поспешно соскочила с телеги, оглядываясь на дом старосты. Синие кафтаны делали вид, что не замечают попытки побега ведьмы и прочих заговорщицких действий, наверное, получили приказ от Решетникова в упор меня не видеть. Хорошо все-таки, что они с Илиодором разлаялись, а то, поди, боярин златоградцу помощь предлагал бы. Отдав рекомендательные письма и документы, я помянула чертей, горелый блин и Пречистую Деву, вспомнив, что Ланкины гайдуки будут одеты как оборванцы, если денег не найдут.
– Сейчас и до бабулиных тайников не добраться, всюду эти шныряют, – покосилась я на дом старосты.
– Нормально, – пренебрежительно повел плечом Скорохват, – куртки форменные, шапки мы у Селуяна возьмем, да и коней у малой дружины позаимствуем. А деньги Серьга матушкины возьмет, «пичуга-то» сейчас на Лысой горе, а деньги в доме, в подполе.
– Вот она ему уши-то открутит, когда вернется.
– Лишь бы вернулась, – как-то слишком серьезно вздохнул Скорохват и тут же нырнул за смородиновый куст. – Вон твой ухарь скачет, ты с ним поосторожней, Маришка.
Я с сомнением посмотрела на нервно вздрагивающую смородину и пожала плечами.
– Стой, это… с пацанами-то что делать? – запоздало крикнул мне вслед Сашко. – Ничего же в голову не лезет!
– Да что ж вас всех как подменили! – возмутилась я. – Дурочки людей режут, шпионы колдуют, ты – глупость придумать не в состоянии! Когда это было, чтобы ты какой-нибудь гадости придумать не смог?
– Ну… – замычал в тени палисадника Скорохват, – давай я скажу, что ты велела им ведовству учиться? Во-первых, надолго, во-вторых, прятаться будут, а не на глаза синим лезть.
Я не стала его слушать, а побежала за телегой.
Стоило мне перевалиться через бортик, как перед моим носом закачалась бутыль в сетке, Илиодор держал ее левой рукой. Коня он опять выбрал мышастого, наверное, чтобы девки на животное не заглядывались, а сразу уделяли внимание главному – седоку.
– Чего это такое? – ткнула я бутыль пальцем, она качнулась туда-сюда, чуть не треснув мне по носу.
– Я думаю, что пришло время нам познакомиться заново, а то к старой моей личности у вас столько претензий накопилось, что прямо не знаю, как вы с ней уживетесь. Мне, признаться, самому этот Филипп Евсеевич надоел, давайте утопим его по дороге в ручейке. Заодно и помянем.
– Это я рада, утопить завсегда готова.
Илиодор подмигнул Зюке, и, как только мы нашли за Дурнево подходящий водоем, златоградец торжественно вручил мне и паспорт князя, присосавшегося к Мытному, и суконную куртку, в которой бегал за мной по лесу, и плащ инквизиторский, и даже чернокнижные причиндалы, все его перышки, колбочки, которые я с радостью и запулила в ручей, отравив его на год, не меньше. Одежду Митруха набил соломой, пришив на скорую руку сапоги к штанам, штаны к рубахе и куртке, получилось неплохое чучелко, которое, к ужасу Илиодора, я заговорила по всем ведьмовским правилам, пообещав ему и сухоту, и икоту, и ломоту, – в общем, порча была наведена так как надо, потом привязала камень и утопила со всеми склянками. На удивление, мне полегчало, словно я впрямь утопила не лишенного приятности, но лживого Евсеича.
– Здорово это у вас получается, – протянул Илиодор.
– А вы, собственно, кто такой? – рявкнули мы с Пантерием в один голос.
Он удивленно уставился на нас, а потом расхохотался:
– Я Илиодор из рода Ландольфа Черного Волка, пытаюсь вернуть колдовство в мир и нуждаюсь в высококвалифицированной спутнице-ведьме.
Так мы и познакомились по второму разу. Парень понравился мне с первого взгляда – высок, красив, в плечах широк но при этом не бугай, как Кожемяка, черты лица тонкие, сразу чувствуется, что кого ни попадя в семью не брали. Хотя, конечно, в детстве баловали – вон губки какие капризные, при этом не скажешь, что домашнее дитя, глаза – лед, глянет – и мороз по коже. Ух какой!
Когда мы допили вино, льдинка в сердце почти растаяла, остался лишь знобящий холодок, но это скорей всего оттого, что я сама себе удивлялась, парень-то не скрывал, что он чернокнижник, а я с ним, как какая-то клуша влюбленная, еду, и жутко интересно мне.
– Остерегайся крепко всяких обманов, – попробовал вяло наставлять меня Триум, – на всякий день у старших спрашивай да советуйся обо всем. А в гости ходить и к себе приглашать, и пересылаться только с кем разрешат. А коли гости зайдут или сама где будешь, сесть за столом – лучшее платье надеть, да беречься всегда хмельного питья: пьяная девка и в миру непригожа… – Но, видя, что его не слушают, обиженно примолк.
– …нет, мы тебе кошку не для того продавали, чтобы за тобой шпионить. Это вот ее идея, давай, говорит, сделаем из златоградца колдуна! – тыкал в меня пальцем оттаявший Пантерий, а я смущалась под взглядом Илиодора, который укоризненно похохатывал.
– Что, вот так вот взяли и стали пугать Фроську, что у вас колдун?! А если б она пришла ночью проверить?
– На то и рассчитывали! – горячился черт, лакая вино прямо из горла. – Она приходит, а тут – бац! – засада.
– Какая засада? Вас черти целыми днями неизвестно где носили!
– Мы отвлекались только по делу, – поборола я сделавшийся непослушным язык.
Илиодор с каждой минутой делался все милей, и к вечеру, когда мы добрались до Малгорода и прочно оккупировали угол на кухне малгородского головы, я умирала от зависти к самой себе. Златоградец когда не кривлялся, то был умен, по-настоящему весел, а всяческие истории из него так и перли. Пантерий ревниво перебивал его и изгалялся над Пречистой Девой в пику Илиодору, сыпавшему баснями о богах древних, Всетворце, что мир сотворил, Индрике-звере, который ему в этом деле помогал, ключи водные отпирал, род звериный насаждал и вроде бы как даже Пречистую Деву воспитывал в малолетстве.
Они какое-то время соревновались с Пантерием, но, поняв, что если так и дальше будет продолжаться, то просто умру от смеха, я велела Пантерию прибрать наши комнаты, отнести что-нибудь вкусненькое Зюке и вообще погулять. Черт надулся пузырем и ушел обиженный, нарочито вывалив из-под рубахи шерстяной хвост с кисточкой, вот, дескать, смотрите, люди, с кем эта парочка дело имеет. Но никто не обратил на него внимания.
А вообще, всяческих стряпух и кухарок на кухне было больше, чем предусмотрено местом. Как Мытный въехал со своей дружиной, так несчастные тетки и толклись здесь без продыху уж который день. К счастью, гнать нас никто не гнал, хоть и поглядывали как-то странно. Я так и не смогла понять, чем вызван суеверный ужас в их глазах и что они себе воображают.