Что за безумное стремленье! - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнсис Крик cтр.№ 27

Со мной общались и сам Мик Джексон, и сценарист Билл Николсон. Большую работу проделала Джейн Коллендер, которая близко познакомилась с участниками и подробностями истории. 106-минутный фильм, озаглавленный «История жизни», вышел в эфир в Англии 27 апреля 1987 г. Американская версия под заглавием «Двойная спираль» вышла на канале Arts and Entertainment в том же году. Джима играет Джефф Гольдблюм, меня – Тим Пиготт-Смит, Мориса – Алан Ховард, а Розалинду – Джульетта Стивенсон. Отзывы в большинстве были положительные, на Би-би-си посыпались телефонные звонки. Я слегка удивился тому, что фильм так понравился публике, но Мик сказал мне, что немалая доля британских зрителей была поражена тем, что ученые тоже люди. Когда я ответил, что, по-моему, после книги Джима эта мысль уже не нова, Мик указал, что многие телезрители, скорее всего, ее вообще не читали.

Фильм близко следует основным событиям нашей истории. Там показана Розалинда в Париже, вместе со своим другом и научным консультантом Витторио Луццати, до того как перебралась в Королевский колледж в Лондоне, где она будет заниматься ДНК в лаборатории Джона Рэндалла. В фильме несколько преувеличены различия между Парижем и Лондоном, с которыми столкнулась Розалинда, будучи женщиной. Трудности в рабочих отношениях Мориса и Розалинды показаны ясно. Мы видим Джима в Кембридже – как Макс Перуц приводит его в колледж и как он затем встречает меня. Неудача нашей первой попытки моделирования и реакция сотрудников Королевского колледжа прописаны отчетливо, хотя сцена, где нас ругает Брэгг, вымышлена. Среди прочих сцен присутствуют наша встреча с Чаргаффом и наш спор с Джоном Гриффитом о парах оснований. Вот дерзкий юный Питер Полинг, сын Лайнуса, приезжает в Кембридж. Вот он достает оттиск статьи своего отца с неверной трехцепочечной моделью ДНК. Розалинда злится на Джима, когда он приезжает в Лондон показать ей статью Лайнуса. Морис, сочувствуя Джиму, показывает ему красноречивый снимок В-формы – его сделала Розалинда, но отбросила, погрузившись в изучение более детальных снимков А-формы. Зрители уже подготовлены заранее, дабы они могли оценить значение этого снимка – благодаря моей небольшой лекции Джиму о рентгеновской дифракции на спирали. Несомненно, лицезрение этого эффектного снимка побудило нас к действию, но в действительности большую часть сведений мы получили другими путями. Наконец, показывают, как Джерри Донохью объясняет нам, что у нас неверные формулы [таутомерические формы] оснований, и Джим наконец определяет верные пары. После этого модель фактически предрешена. Мы видим весьма бурную кульминацию, за которой следует поток посетителей, и модель двойной спирали вращается под возвышенную музыку. В финале Розалинда разглядывает модель, а Джим беседует со своей сестрой на мосту через реку Кем.

Мне трудно судить о достоинствах «Истории жизни», ведь я так тесно связан с реальными событиями. История, разворачивающаяся на экране, нравится едва ли не всем. Несмотря на стремление приглушить научную составляющую, ее там оказалось на удивление много, хотя сомневаюсь, понимает ли средний зритель, что ДНК – не короткая толстая молекула, а длинная и тонкая. Если бы мы придали своей модели нормальную длину, она бы вытянулась выше облаков. Построенная нами модель – лишь малая доля ее природной длины.

Критиковать Би-би-си за неточности в фактах было бы явно несправедливо. Любой интересующийся тем, «как было на самом деле», получит более достоверные сведения, обратившись к книгам, перечисленным выше. Задачей «Истории жизни» было передать сам характер открытия и показать в общих чертах, как оно происходило и как было воспринято.

Стараясь верно передать факты, Би-би-си в то же время не останавливалась перед тем, чтобы сливать воедино разные события или менять их местами. Так, наш с Морисом и Джимом разговор, который в фильме происходит в университетском саду у реки, на самом деле имел место у меня дома в столовой. Вечеринка с переодеванием в священников и вправду происходила у Питера Митчелла, но разговор между Джоном Гриффитом и мной состоялся не на этой вечеринке, а в тихом пабе. И с Чаргаффом мы познакомились не на университетском обеде. Но эти замены места действия представляются мне совершенно оправданными, потому что они позволяют передать важные элементы сюжета и местной атмосферы, пусть даже и в вымышленных сочетаниях.

Есть более существенные ошибки. Как ни удивительно, я не верю, что Джим думал о правилах Чаргаффа, когда впервые верно определил пары оснований. Еще более серьезная ошибка – слова, вложенные в уста Розалинды, которая говорит Уилкинсу: «Ваша догадка может оказаться верной, а может и нет. Мы не узнаем, пока не закончим работу. А когда мы закончим, гадать не понадобится, потому что ответ будет известен. Так зачем гадать?»

На первый взгляд этот довод может показаться весомым, но он неверен. Как уже говорилось, рентгенограммы дают только половину нужных данных. Поэтому хорошая модель – на вес золота, в особенности если, как в случае ДНК, рефлексов на рентгенограмме не так много. Вряд ли Розалинда произнесла бы такие слова. Если бы это случилось, это свидетельствовало бы о том, что она недостаточно разбирается в проблеме, с которой столкнулась.

В фильме намекается, хотя и не говорится прямо, что Розалинда и ее парижский коллега были любовниками. Меня бы чрезвычайно удивило, если бы это была правда. Витторио, в реальности гораздо более яркая личность, чем в фильме, на самом деле был женат. Розалинда дружила с обоими Луццати, так же как впоследствии с Аароном Клугом и его женой, как со мной и Одилией. Думаю, Розалинде нравились такие отношения, потому что она могла и сотрудничать в научных вопросах с мужьями, и проводить досуг в компании обоих супругов. Она была дружелюбна и непринужденна без всякой опасности эротического увлечения. Витторио был в то время ее ближайшим научным консультантом, но у него было слишком мало опыта в расшифровке структур органических молекул методами Полинга, поэтому его консультации, внешне здравые, на самом деле несколько дезориентировали.

В подаче материала присутствуют любопытные огрехи. Сценарист Билл Николсон радостно ухватился за наш провал с первой моделью, поскольку он вписывался в стандартный драматический формат. По выражению сценариста – «принц встречает принцессу, принц теряет принцессу, принц возвращает принцессу», – иными словами, как он мне объяснил, неудача в середине действия вызывает зрительское сочувствие к двум «героям». Я не мог избежать мысли, что, когда мы допустили свой ляп насчет содержания воды, мы не думали о том, чтобы придать нашим трудам драматическую форму. Мы надеялись, что получили верную модель структуры.

Мелькание монтажных склеек туда-сюда между Лондоном и Кембриджем по мере приближения кульминации соответствует реальности, пусть нарастающее волнение и принадлежит точке зрения всезнающего повествователя, – но вся атмосфера концовки искажена в угоду театральности кульминации. Хотя мы и обрадовались, когда открыли двойную спираль, ни нам, ни кому-либо другому не пришло в голову расценивать это как невероятный успех. В реальности Джим переживал, что все может оказаться ошибкой и что мы снова остались в дураках. Соответственно, бурные поздравления – плод фантазии сценариста. Многие в то время говорили о нашей модели как о «любопытной» или «многообещающей», но мало кто был уверен, что двойная спираль – действительно верное решение. Еще непростительнее «литературный» поворот в финале. Мысль, будто Джим успокоился (во время вымышленного разговора на мосту с сестрой), добившись всего, чего хотел, не соответствует реальной жизни. Хуже того, эта сцена беспомощна перед лицом реальной «концовки» – двойная спираль была не концом, а началом, она вела к стольким догадкам о репликации генов, синтезе белков и т. д. Вот что нас волновало остаток лета и многие годы спустя. Разговоры о премиях и успехе зазвучали гораздо позже. Когда я в конце лета 1954 г. вернулся в Кембридж из Штатов, Совет медицинских исследований не удостоил меня ставки, хотя мне уже исполнилось тридцать восемь. Мне был предложен семилетний контракт; правда, через год или около того его сделали бессрочным (что в Совете равноценно ставке).