Данте. Преступление света - читать онлайн книгу. Автор: Джулио Леони cтр.№ 12

Углубившись в лабиринт улочек за развалинами римского Колизея, Данте пошел мимо кособоких каменных домиков и деревянных лачуг, в которых жили и трудились большинство флорентийских ремесленников. На юге у самого берега Арно высились бараки, в которых красильщики сушили ткани. За ними виднелись привязанные к берегу огромные баржи с водяными колесами, приводившими в движение машины, чесавшие шерсть. Наконец Данте пробрался между лотками котельщиков. Улица стала немного шире. Данте обошел развалины римской арки и увидел перед собой невысокую стену, сложенную из ее камней. За стеной был дворик дома мастера Альберто из Ломбардии.

Недалеко от стены сгрудилась небольшая толпа. Мужчины и женщины на что-то смотрели, кричали и смеялись. Полагая, что увидит скомороха в пестрых лохмотьях, Данте изготовился прогнать его прочь и протолкался сквозь толпу.

Глазам поэта предстало неожиданное зрелище. К угловому столбу прикреплены были колодки, сжимавшие запястья и шею какого-то мужчины в крестьянских одеждах, громким голосом сетовавшего на судьбу. Ему вторило улюлюканье зевак, не забывавших кидать в него камнями и нечистотами, подобранными у себя под ногами.

Данте хотел было пройти мимо, но его явно узнали. В толпе зашептались. Крики смолкли, и поэту стали хорошо слышны причитания человека в колодках, пересыпавшего свои жалобы латынью.

Невольно заинтересовавшись, Данте остановился.

— Чего ты воешь, мошенник? За что тебя сюда посадили? — спросил он и присел, чтобы заглянуть в глаза человеку в колодках, но тот упорно не отрывал глаз от земли. Тогда поэт схватил его за редкие волосы и насильно поднял голову.

Человек захрипел от боли и изогнул шею вверх. Его лицо было в синяках. Один глаз заплыл от удара камнем, но второй злобно сверкал.

— Мессир! Клянусь, что своим нынешним позором обязан лишь quaestio irresoluta — прискорбному взаимному непониманию! — пробормотал человек в колодках.

— Выходит, стража притащила тебя сюда прямо с философского диспута? — спросил поэт, отпустив волосы несчастного.

— Именно так, мессир! По вашей обуви я вижу, что вы — человек почтенный и ученый, — ответил человек в колодках, снова уставившись в землю. — Вот вы-то сразу поймете, что я невиновен!

— Кто ж не знает, что в тюрьмах и преисподней — одни невиновные?! — с сарказмом заметил поэт.

— Услышав повесть о моих несчастьях, вы не сможете со мной не согласиться… Все началось с того, что я захотел расширить маленький виноградник моих родителей и приобрести соседнюю с ним землю. Мы договорились с соседом, что я получу его землю на расстоянии тридцати шагов, и я заручился его разрешением отмерить эти шаги самолично.

— Ну и что?

— Ну и то, что я отмерил ровно тридцать шагов, а меня обвинили в мошенничестве. И вот я здесь!

— Почему же? Мне кажется, ты все сделал, как вы договорились.

Внезапно человек в колодках рассмеялся так звонко и насмешливо, словно разгуливал на свободе.

— Я как следует разбежался и как запрыгал! Как запрыгал! Я прыгнул целых тридцать раз. А этот чурбан, мой сосед, вместо того чтобы подивиться моей находчивости, подал на меня в суд!

Данте тоже невольно рассмеялся:

— Да уж! Вы явно друг друга не поняли. Твоему соседу надо было подумать, что у такого находчивого, как ты, тридцать шагов превратятся в сто!

Человек в колодках оживился:

— Вы за меня заступитесь?

— Нет. Ведь ты же философ, так и принимай случившееся с философским спокойствием. Сейчас тебе набьют еще шишек, а завтра ты пойдешь домой!

ТВОРЕНИЕ АЛЬ-ДЖАЗАРИ

наменитый механик из Ломбардии раскладывал на верстаке блоки для одного из кранов, применявшихся на строительстве нового флорентийского собора. Услышав шаги приора, он поднял голову, но не успел открыть рот, как Данте заговорил:

— Где то, что вам привезли по моему приказу?

Механик кивнул в угол мастерской, где между полками и небольшой дверью лежал все еще завязанный мешок.

— Стражники приказали мне его не трогать, но его содержимое лучше поскорее достать. Мешок насквозь мокрый.

Поэт развязал мешок и стал вытаскивать из него куски механизма, а механик Альберто раскладывал их на столе. С каждым новым куском у него становилось все более и более удивленное лицо.

— Ну и что вы обо всем этом думаете? — спросил внимательно наблюдавший за ним поэт, когда мешок опустел.

Альберто молча взял с полки лампу с небольшим латунным отражателем, отбрасывавшим луч света в нужном направлении. В мастерскую еще проникали лучи света, но мастер все равно зажег лампу и, подслеповато прищурившись, стал разглядывать лежавшие перед ним куски механизма.

— В общем-то похоже на детали башенных часов, но именно таких я никогда не видел. А вот!..

— Что?

— Какая-то надпись на шестеренке.

Данте стал рассматривать зубчатое колесико.

Это письмена сарацин, — почти сразу сказал он.

— Так этот механизм собрали неверные! Откуда он у вас?

Приор ничего не ответил, но тут же вспомнил галеру, полную разлагавшихся трупов, махнул рукой и что-то пробормотал о коммерческой тайне.

Впрочем, увлеченный осмотром частей механизма, Альберто уже не слушал Данте.

— Да, сарацины всегда были отличными механиками, — бормотал он.

К ним обращался сам великий Фридрих. Они соорудили ему в Палермо часы…

— Вы понимаете их язык? — спросил поэт, гладя пальцами арабскую вязь на шестеренке.

— Нет. Но мой слуга, конечно, поймет. Он не забыл письмена своих отцов.

Механик куда-то удалился и тут же вернулся в сопровождении невысокого смуглого юноши с осунувшимся лицом человека, много страдавшего и забывшего, что значит есть досыта.

— Это Амид. Его пленили недалеко от египетского побережья и хотели отправить гребцом на галеры, но я его отстоял, когда увидел, как он ловко обрабатывает металл. Не знаю, впрочем, благодарен ли он мне за это…

Старый механик протянул слуге шестеренку с надписью. Юноша стал внимательно ее рассматривать. Внезапно он вздрогнул, отпрянул и стал затравленно озираться по сторонам.

— Ну? — раздраженно спросил его терявший терпение Данте.

Юноша уставился в пол и не отвечал.

— Это — богохульство… Хула на всемогущего и всемилостивейшего Аллаха, — наконец пробормотал он. — Зачем мне произносить эти страшные слова, да еще и на языке, которым говорите вы — неверные?

Услышав дерзкие слова молодого язычника, Данте затрясся от ярости, но сдержался, потому что у юноши был действительно испуганный вид, и речь наверняка шла о страшном богохульстве.