А вскорости еще и чай с тортиком откушаем, пообщаемся, повеселимся. Конечно, ничего она им сегодня не расскажет, а позже не то удовольствие будет, но Катя уже давно сделала одно полезное открытие.
А именно. Любую важную новость, напрямую касающуюся тебя лично, не следует раздавать направо и налево сразу же по ее появлении. Нужно выждать немного, чтобы она слегка устарела, а по прошествии времени зачастую оказывается, что ты просто умница, что никому ни о чем не разболтала. Парадокс, но парадокс неизменно повторяющийся.
Выжидать, конечно, бывает трудно, особенно если собой гордишься, а Катя гордилась, считая кое-что и своей заслугой тоже.
Она побывала у следователя — это раз, Гену теперь не подозревают — это два. Вобла Марианна заявила, что и не подозревали, но не верится. Однако сейчас это уже неважно. Главное, что не подозревают в настоящее время. И дети нашли папку — это три.
Это вам не просто предмет, это вещественное доказательство того…
Кстати, чего?
Того, что папочку эту злоумышленник сначала прихватил с собой — непонятно, зачем она ему сдалась, но они с Викой разберутся, — а потом он, злоумышленник, оказавшись в ловушке, непреднамеренно расставленной охранником Петюней, рванул в сторону противоположную, чтобы скрыться через чердак, но не смог проделать акробатический трюк с папкой в руках и был вынужден припрятать ее до времени в попавшийся на глаза тайник, а именно в пространство между стеной и пожарным щитом.
Примерно так получается.
Марианна, хоть и вобла, а очень быстро сообразила, что к чему, отобрала у Кати трубку и распорядилась немедленно положить вещдок обратно, предварительно изучив его наполнение. В смысле, наполнение папки.
Ехидная Вика не преминула уточнить, как можно выполнить эти два действия немедленно, но сообразив, что не с тем шутит, тут же доложила, что все уже просмотрено, и нельзя ли туда напихать старых газет, если уж придется папку возвращать на место, то есть в тайник.
— Я именно это и имела в виду, — отрубила Марианна и отсоединилась.
— Завтра с утра я отправлю ребят, пусть смонтируют там у вас видеокамеру, может быть, несколько. Главное, чтобы он за папкой этой пришел. Должен прийти, почти уверена. Иначе он рискует, что кто-нибудь ее обнаружит, и это наведет нас на мысль, — энергично рубила Марианна. — А на мысль нас может навести содержимое папки, которое так ловко было изъято вашими шустрыми юными друзьями.
Ее неприятная надменность вдруг куда-то подевалась, во взгляде и в движениях появился азарт, и даже в том, как она подписывала Катин пропуск, было заметно предвкушение хорошей охоты. У Кати отлегло. «Да нормальная девчонка эта Марианна, просто профессия печать наносит», — благодушно решила она про себя.
Перед тем, как им совсем распрощаться, «нормальная девчонка» вдруг задала Кате вопрос:
— А почему, собственно, вы думаете, что это мог сделать этот ваш… как его… Коростылев?
— Я думаю? — изумилась Катя. — Это же у вас он на подозрении! Неустойчивая психика, то-се, в кабинет влезал…
— Нет, Екатерина Евгеньевна, нет, все не так. Это там у вас кто-то истерит, версии придумывает, а мы просто должны были проверить все варианты, работа такая — проверять.
— А на кого же вы думаете тогда? — робко поинтересовалась Катя.
— А мы не думаем, — отрезала Путято. — Мы работаем, ищем и вас просим нам не мешать.
Неплохо, а? Мы ей новые факты, а она нам вместо спасибо — не мешать! Ментяра…
Ну а насчет Деда Мороза Катя не очень задумывалась, зная, что мелкие еще и не то нафантазировать могут. Могут даже Человека-Паука и Человека-Муху увидеть и услышать, и даже иметь с ними беседу.
Интересно, установили уже «глаз»? Вроде бы с утра пораньше собирались. Катю этот момент немного беспокоил. Договорились вчера, что картинка пойдет на директорский компьютер. Не испортили бы чего, криворукие.
Хотя, наверно, там хорошие спецы. Наверно.
Катя взглянула на часы. Начало двенадцатого.
Марианне звонить она не дерзнула, все-таки не подруги, а Вика с Геннадием в школе на занятиях. «Ничего, позже узнаю», — решила Катя и отправилась к юристу.
Девочка-юрисконсульт не раздражала ее до такой степени, как, к примеру, Надежду Михайловну, или Светлану Николаевну, или многих других у них на этаже и даже на фирме.
Сильнее раздражала только главбух Журавлева, но при этом к ней претензий не имели, а к юрисбарышне имели.
Главбух, он и есть главбух, других не бывает. Если главбух любезен, общителен, доброжелателен и открыт — это глюк. Или он не главбух.
Поэтому Журавлеву не любили, но относились с пониманием. Подарочки преподносили по разным случаям, здоровались с улыбочкой, заискивали в беседе, интересовались здравием любимых сестры и племянника и возмущались, получив очередную плюху, но только при закрытых дверях и без свидетелей, чтобы до нее не дошло, а то припомнит.
В подчинении у нее имелись две единицы — Аня и Любовь Васильевна, люди понимающие и сердечные, но вопросов не решали.
Что касается юристочки, то она тоже вопросов не решала. Не решала она вопросов невыдачи денежных средств, ошибок в начислении премий, невыплаты компенсации за проезд и непредоставления справок.
Она вообще была довольно изолирована от коллектива, выполняя какие-то свои таинственные функции, связанные с проверкой договоров и обеспечением безопасности сделок.
Ее обязанности не были привязаны лично ни к кому, но какую же глубокую нелюбовь она стяжала!
Звали ее Трофимова Алина Леонидовна, лет ей было чуть больше двадцати пяти, и была она надменной неулыбчивой занудой. В женском коллективе зануду простили бы, но не надменную и не двадцати пяти лет.
Мужчины ее побаивались, за что она схлопотала дополнительные баллы у женщин.
А Катюша считала, что девочка просто стеснительная и что надо ее как-нибудь расшевелить. Ободрить, что ли.
Несколько раз чрезвычайно доброжелательным тоном она пробовала заговорить с Алиной Леонидовной на отвлеченные темы, стараясь нащупать, что той может быть привлекательно или интересно, но, наткнувшись на холодно-удивленный взгляд, быстро попытки внедриться прекратила и постаралась инцидент из памяти стереть как неприятный.
С тех пор общение с холеной цацей Катя свела до минимума, ограничивалась только: «Здравствуйте» и «В чем проблема?»
Холеной цацей вежливо за глаза ее называла только Катя, а девочки, те без политесов, по-простому, белобрысой сволочью, хотя ни в чем таком Трофимова Алина сроду подмечена не была, но злила она их жутко и выглядела соответственно.
Сегодня юристка была одета в ослепительно-черную пиджачно-юбочную пару — только юбка, никаких брюк! Юбочка была длиной до середины колена, узенькая, потрясающего кроя. Под пиджачком тоненький белый джемпер, ослепительно-белый, естественно. Никаких кроссовок. На пальчике скромный бриллиантик. На шее тонкая цепочка, золотая, конечно же. Уши без серег и без дырочек. Светлые волосы закручены в незамысловатый пучок. Сволочь гламурная.