Ранхашу вспомнилась строка из отчёта. Была старуха, утверждавшая, что что-то видела. Она умерла до того, как до неё добрались дознаватели. Старое сердце не выдержало пережитого потрясения.
— Больше у меня вопросов нет, — порадовал девушку Ранхаш. — Вы пока останетесь здесь под присмотром моего личного лекаря.
Глаза Майяри всё же удивлённо распахнулись. Так этот мужик действительно лекарь? Она-то думала, он из сыскарей.
— Лечитесь, набирайтесь сил, — Ранхаш кивнул на немного остывший бульон. — Кстати, вам нужно его выпить.
Майяри скосила глаза на миску и едва заметно сморщила нос.
— Благодарю, но меня тошнит.
— Выпейте, — куда жёстче произнёс Ранхаш, и Майяри замерла.
«Пей!»
Озноб прошёл по коже.
Ранхаш откинулся на спинку стула и проникновенно посмотрел на девушку.
— Я же вам не нравлюсь, верно? — предположил мужчина. — Вам бы не хотелось видеть меня чаще?
Майяри лишь исподлобья посмотрела на него.
— Тогда вам следует выпить это, — харен кивнул на посудину. — Видите ли, вы мне нужны живой. И если понадобится, я лично прослежу, чтобы вы дожили до правосудия. Вам нравится мысль делить со мной эту комнату?
Плечи Майяри дёрнулись, и она нахохлилась.
— Она вполне подойдёт под мой кабинет. Здесь, кстати, даже теплее.
Разозлённая девушка подумала, что одно присутствие этой снежной глыбы должно задувать огонь в каминах.
— Так вам хотелось бы видеть меня каждый день? — харен посмотрел прямо в глаза Майяри и добавил: — Каждый час.
Майяри опять взглянула на чашу. Тошнило её уже не так сильно.
Из одеяла вынырнули тонкие дрожащие руки, и худые пальцы обхватили чашу. Ранхаш едва не вздрогнул, увидев их. Столь разительное отличие его слегка ошеломило: несломленный, готовый к борьбе рассудок и истощённое тело, почти дошедшее до грани. Обжигаясь и ещё сильнее дрожа, Майяри начала глотать бульон. Он оказался наваристым, сильно пах говядиной и действительно был солоноват. Желудок сперва возмущённо сжался, но потом блаженно расслабился и с жадностью принял живительную влагу. Допив, девушка поставила чашу на стол, вытерла губы и поспешила завернуться в одеяла. Только вот бедро, коленом которого она продолжала упираться в стол, всё ещё было обнажено и обнажилось ещё сильнее. Ранхаш уже видел округлый изгиб ягодицы.
— Замечательно, — одобрил харен и встал. — Госпожа Амайярида, вы же болеете?
Майяри с непониманием посмотрела на него. Что за глупый вопрос?
— Тогда закройте ноги.
Харен опять посмотрел на её бедро, и девушка, проследив за его взглядом, сдавленно выдохнула и поспешила прикрыться одеялом. Щёки её ярко, почти болезненно вспыхнули красным, и она разом растеряла свою невозмутимость, чуть ли не до крови закусив губы.
Хоть это было и недостойно благородного мужчины, но Ранхаш почувствовал лёгкое удовлетворение. Всё же её невозмутимость выводила из себя.
— Всё? — Шидай повернул голову на звук открываемой двери.
Ранхаш молча посторонился, пропуская его, и, уже закрывая дверь, услышал:
— Всё выпила? Какая молодец! А что это с твоим лицом? Если бы я не знал своего господина, то подумал бы, что он домогался тебя.
Дверь захлопнулась, отрезая все звуки, а харен невольно отметил, что стража странно на него покосилась.
Глава 22. Путаница
«…Молчи, раз усомнился в чём-нибудь,
А если судишь — твёрд, но скромен будь.
Кичливые хлыщи — мы знаем их –
Упорны в заблуждениях своих…»
Александр Поуп. «Опыт о критике»
(Перевод А.Субботина)
— Фух, там так вьюжит! — выдохнул Варлай, заходя в кабинет данетия тюрьмы, где временно обосновался данетий Трибан. — Думал, не долетим. Три раза мимо города пролетали, — пожаловался он и запнулся, увидев, что начальство спит, откинув голову на спинку стула и от души сопя в потолок.
В комнату следом за Варлаем протиснулся дюжий оборотень в тулупе с огромной меховой шапкой на голове. Из-под шапки выбивались рыжие кудри, а лицо покрывала такая же рыжая борода, мокрая от растаявшего снега.
Варлай кашлянул, и данетий вздрогнул.
— Лалушенька, дай папе поспать, — сонно прохрипел он.
Варлай фыркнул, сдерживая смех, а вот его спутник сочувствующе прошептал:
— Дюже умаялся мужик.
Фырканье всё же достигло ушей данетия — не зря они имели такие впечатляющие размеры — и оборотень распахнул глаза.
— А, прилетел наконец, — недовольно протянул он.
— Я через бурю пробивался, — обиделся Варлай. — Вот, привёз господина Рихия. Он родственник господина Одаша по четвероюродной тётке.
— Рад знакомству, — данетий устало отёр лицо и уставился на рыжего оборотня покрасневшими от недосыпа глазами. — Вы устали или готовы сейчас же пройти на опознание?
— Да чего откладывать? Молодчик, — Рихий кивнул на Варлая, — сказал, что Одаш в неприятности попал, так что я сразу на выручку родичу бросился. Тока хозяйство надолго оставлять не могу. У меня жёнка недавно разродилась. Одашу помогу — и обратно.
Трибан помимо воли испытал прилив симпатии к рыжему верзиле. Даже захотелось спросить, кто родился, но данетий поспешил задавить несвойственную ему сентиментальность и подняться.
— Тогда пойдёмте. Варлай, остаёшься здесь. Тебе ещё везти господина Рихия назад.
Парень сдавленно зашипел сквозь зубы, но перечить не посмел.
Всю дорогу до камеры Рихий старательно убеждал данетия, что его родич не мог быть замешан в дурных делах. Мол, Одаш и мухи не обидит. Более кроткого мужика ещё сыскать нужно. Дескать, он даже не женат до сих пор лишь по причине излишней скромности. Трибан, у которого дико трещала голова, слушал эти излияния вполуха. Не доходя до камеры, он остановился и придержал Рихия.
— Я хотел бы попросить вас ничего не говорить, когда вы зайдёте в камеру. Просто посмотрите на вашего родича, желательно не выказывая никаких эмоций. Потом уже, когда мы выйдем, вы скажете, ваш это родич или не ваш.
— Да чей же он ещё может быть? — удивился Рихий.
Когда данетий вошёл в камеру, Одаш быстро вскочил и испуганно на него уставился.
— Господин, ну так правда выяснилась? — жалобно спросил он.
— Выясняется, — сухо ответил Трибан. — У нас тут ещё один свидетель появился. Ему нужно взглянуть, вас или не вас он видел.
— Так какой свидетель? — всполошился Одаш. — Чего он видел?
Трибан молча поманил Рихия, и тот втиснулся в камеру.