– Я до конца не уверен, что уеду.
Я бросила перо на подушку и опустила руку.
– Что тебя останавливает? Твой дядя предлагает тебе дом. Это хорошо, верно?
Атлас сжал губы и кивнул. Потом взял перо, с которым я играла, и тоже начал крутить его между пальцами. Как и я, он положил его обратно на подушку и сделал то, чего я от него не ожидала. Он поднес палец к моим губам и коснулся их.
Боже, Эллен. Я думала, что умру на месте. Это было наивысшее наслаждение, которое я ощущала всем телом. На несколько секунд его пальцы замерли на моих губах, и он сказал:
– Спасибо, Лили. За все.
Он запустил пальцы мне в волосы, нагнулся и поцеловал в лоб. Мне было так тяжело дышать, что мне пришлось приоткрыть рот, чтобы захватить больше воздуха. Я видела, что его грудь поднимается и опускается так же тяжело, как и моя. Атлас посмотрел на меня, и я видела, что он смотрит на мои губы.
– Тебя когда-нибудь целовали, Лили?
Я покачала головой и подняла лицо к нему, потому что мне нужно было немедленно это изменить, иначе я просто не смогу дышать.
И тогда – так осторожно, словно я была сделана из яичной скорлупы, – Атлас коснулся губами моих губ и замер. Я не знала, что делать дальше, но мне было все равно. Мы могли оставаться так всю ночь и никогда больше не шевелить губами. В этом было все.
Его губы сомкнулись на моих губах, и я почувствовала, как дрожит его рука. Я начала повторять движения его губ. Я почувствовала, как кончик его языка один раз коснулся моих губ, и мне показалось, что мои глаза закатились. Он сделал это еще раз, потом еще один, и тогда я сделала то же самое. Когда наши языки впервые встретились, я вроде как чуть улыбнулась, потому что я много думала о моем первом поцелуе. Как это будет, с кем это будет. Но я даже представить не могла, что буду при этом чувствовать.
Он перекатил меня на спину, прижался ладонью к моей щеке и продолжил целовать меня. Поцелуй становился все лучше и лучше по мере того, как я чувствовала себя комфортнее. Больше всего мне понравилось, когда он на секунду оторвался от меня, посмотрел на меня сверху, а потом поцеловал еще крепче.
Я не знаю, как долго мы целовались. Долго. Так долго, что у меня заболели губы, и я не могла держать глаза открытыми. Уверена, что когда мы заснули, его губы все еще касались моих.
Мы больше не говорили о Бостоне.
Я так и не знаю, уедет ли он.
– Лили
* * *
Дорогая Эллен!
Я должна перед тобой извиниться.
Прошла неделя с тех пор, как я писала тебе, и неделя с тех пор, как я смотрела твое шоу. Не волнуйся, я по-прежнему записываю все выпуски, чтобы у тебя был рейтинг, но каждый день после школы Атлас быстро принимает душ, и мы целуемся.
Каждый день.
Это потрясающе.
Не знаю, как ему, но мне с ним так хорошо… Он такой нежный и заботливый. И никогда не делает ничего такого, что мне не нравится. Но пока Атлас и не пытался делать ничего такого.
Я не уверена, что мне следует распространяться об этом здесь, так как мы с тобой лично не встречались. Позволь мне просто сказать, что если раньше он и гадал о том, какие у меня сиськи…
То теперь он знает.
Я представить не могу, как люди живут день за днем, когда им кто-то нравится до такой степени. Если бы это зависело от меня, мы бы целовались дни и ночи напролет, а в перерывах, может быть, немного разговаривали. Атлас рассказывает смешные истории. Мне нравится, когда он в разговорчивом настроении, потому что такое случается нечасто. Но он много работает руками. А еще он много улыбается, и его улыбку я люблю даже больше, чем его поцелуи. Иногда я просто говорю ему, чтобы он заткнулся и перестал улыбаться, или целоваться, или разговаривать, чтобы я могла смотреть на него. Мне нравится смотреть в его глаза. Они такие голубые, что он мог бы стоять в другом конце комнаты, а другой человек все равно бы увидел, насколько они голубые. Но мне иногда не нравится его целовать, когда он закрывает глаза.
И нет, мы все еще не говорили о Бостоне.
– Лили
Дорогая Эллен!
Вчера, во второй половине дня, когда мы ехали в автобусе, Атлас поцеловал меня. В этом не было ничего нового, потому что к этому моменту мы уже много целовались, но он впервые сделал это на людях. Когда мы вместе, все остальное как будто исчезает, поэтому не думаю, что он думал о тех, кто на нас смотрел. Но Кэти это заметила. Она сидела позади нас, и я услышала, как она сказала «кошмар», как только Атлас нагнулся и поцеловал меня.
Она говорила с девочкой, которая сидела рядом с ней, и потом сказала:
– Не могу поверить, что Лили позволяет ему прикасаться к ней. Он ходит в одной и той же одежде почти каждый день.
Как же я разозлилась, Эллен. И мне было больно за Атласа. Он отстранился от меня, и я видела, что эти слова его задели. Я начала было поворачиваться, чтобы накричать на Кэти из-за того, что она судит о человеке, не зная его, но Атлас схватил меня за руку и покачал головой.
– Не надо, Лили, – сказал он.
Поэтому я не стала связываться с Кэти.
Но остаток пути я злилась. Я злилась на то, что Кэти может ранить человека, которого считает ниже себя. Мне было больно еще и от того, что Атлас как будто привык к подобным комментариям.
Я нагнулась к нему и поцеловала в щеку, а потом положила голову ему на плечо.
– Знаешь что? – сказала я ему.
Он переплел свои пальцы с моими и сжал мою руку.
– Что?
– Ты для меня самый лучший человек.
Я почувствовала, что он рассмеялся, и сама улыбнулась.
– Из скольких? – спросил он.
– Из всех.
Он поцеловал меня в макушку и сказал:
– Ты тоже для меня лучше всех, Лили. Ты всех опередила.
Когда автобус подъехал к остановке на моей улице, он не отпустил мою руку, пока мы шли по проходу, он впереди, я за ним. Поэтому он не видел, как я развернулась и слегка пихнула Кэти.
Вероятно, мне не следовало этого делать, но выражение ее лица не оставило мне выбора.
Когда мы подошли к дому, Атлас взял ключ из моей руки и открыл дверь. Мне было странно видеть, насколько комфортно он почувствовал себя в моем доме. Мы вошли, и он закрыл дверь на задвижку. Только тут я заметила, что в доме нет электричества. Я выглянула в окно и увидела машину ремонтников, работавших дальше по улице. Они что-то делали с проводами, поэтому мы не смогли посмотреть твое шоу. Я не слишком расстроилась, потому что это означало, что мы сможем целоваться примерно полтора часа.