— Похоже, — поддразнил Кэтрин Флеминг, — что молодые люди
решили возобновить старое знакомство.
К глазам Кэтрин подступили внезапные слезы, но первое
потрясение и обида сменились гневом. Флеминг со злорадством заметил реакцию
Кэтрин на свое сообщение. Ненавидя Мак-Адама, он не упускал случая даже в
мелочах навредить ему.
Всех пригласили к столу, и Кэтрин была вне себя: Дженни и
Донован не появились. За столом царила атмосфера веселья и оживленного общения,
шел час, другой, а Дженни и Донован все не появлялись. Кэтрин старалась
улыбаться, — ей вовсе не хотелось дать повод позлорадствовать кому бы то
ни было. Всеми силами она пыталась удержать разыгравшееся воображение. Донован
и Дженни... Неужели он до сих пор любит эту женщину? Если так, то зачем же он
настаивает на браке с Кэтрин? Неужели он полагает, что Кэтрин все стерпит и
пойдет под венец, заранее зная, что он будет спать с другими женщинами? Господь
всемилостивый, неужели Донован решил покрасоваться перед ней со своей
любовницей? Пока она не получит ответа на этот вопрос, пусть он не рассчитывает
на ее снисходительность.
Вечер уже подходил к концу, когда Донован и Дженни
вернулись. Выражение его лица было натянутым и холодным, но внимание Кэтрин
привлекла Дженни. Она казалась сейчас похожей на сытую, довольную кошку,
потихоньку налакавшуюся хозяйских сливок.
При первом же взгляде на Дженни воспоминания волной
нахлынули на Донована. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы ничем не проявить
своих чувств. Он заметил, что Кэтрин вопросительно поглядывает на него, но не
знал, что ей сказать, чтобы она не восприняла его слова превратно. Но почему
Дженни здесь? Этот вопрос не давал Мак-Адаму покоя.
Эта женщина ничуть не изменилась, ее совершенная красота
оставалась неотразимой, и, несмотря на все усилия, ему не так-то просто было
загнать обратно в подсознание воспоминания о тех днях, когда их соединяла
страсть. Но он вспомнил и еще кое-что: ночи, полные одиночества, ярости,
отчаяния. Как бы то ни было, он должен был раз и навсегда распутать этот клубок
чувств и влечений!
Меньше всего Донован собирался расстраивать свою свадьбу с
Кэтрин. Его планы были и останутся неизменными. Однако его смущали глаза
Кэтрин, не отпускающие его ни на минуту.
Но, как и раньше, инициативу проявила Дженни: в суете, когда
гостей созвали к столу, она оказалась рядом с ним.
— Мне нужно поговорить с тобой наедине, Донован. Пожалуйста,
это очень важно. — Ее тихий голос звучал почти умоляюще. Но тот был уже
знаком с ее штучками — по крайней мере, он так полагал и решился
остаться с Дженни наедине. И вот они стояли в маленьком зале, встретившись
впервые за несколько лет. — Ты отлично выглядишь, Донован.
Голос ее звучал хрипловато и чувственно. В сочетании с
красотой женщины и опьяняющим ароматом ее духов это могло тронуть даже камень,
но не Донована: все это он уже проходил.
— И вы, как всегда, прекрасны, леди Грэй.
— Неужели у тебя вместо сердца бесчувственная ледышка,
Донован?
Глаза ее затуманились.
— Чего же вы ждали?
— По крайней мере, хотя бы капельку былой нежности и
малую толику понимания. — Слеза, как маленький алмаз, сверкнула на ее
щеке. — Донован, все было не так, как ты думаешь. Я никогда не забывала, что мы
значим друг для друга.
— Тебе не кажется, что все это чуточку поздновато?
— Донован... умоляю!..
— Черт возьми, не ты ли вышла замуж за человека, в два раза
старше тебя? Ты клюнула на его богатство, а я тогда был всего лишь...
— Нет! Я любила тебя, Донован.
— Ты нашла странный способ продемонстрировать это. Но все
это уже не имеет значения. Нет такой силы, которая могла бы склеить нашу
разбитую любовь. Ты, став вдовой, получила все те богатства, ради которых
продала себя. Надеюсь, ты довольна.
— Почему ты хочешь причинить мне боль? Неужели мы не можем
поговорить так, как делали это прежде? Ты должен дать мне возможность
объясниться. Может быть, ты, узнав, как было дело, простишь меня и вновь
впустишь в свою жизнь...
— Нет, Дженни. Через десяток дней у меня свадьба.
Дженни издала мучительный стон и отвернулась от него.
Донован был тронут; правда, он не видел ее прищуренных глаз и сжатых губ, не
видел, как на ее лице отразилась холодная решимость.
— Кто... кто эта леди? Король говорил что-то, но я не
поняла.
— Ее имя Кэтрин Мак-Леод.
Дженни кривила душой: она располагала всеми сведениями о
Кэтрин, в том числе о том, что семья ее держала сторону убитого короля; но она
не ожидала, что свадьба произойдет так скоро.
— Ты порицаешь меня за корысть, — сказала она тихо. — Разве
ты поступаешь не точно так же?
— Благодаря тебе я усвоил, что лучший брак —
брак по расчету:
У Дженни упало сердце. Значит, у Донована не осталось ни
капли любви к ней? Но она сумеет снова разжечь пламя чувства в его душе!
— Но если ты не любишь Кэтрин, то почему бы тебе не сделать
ее любовницей? Ты же можешь все, — я слышала, король тебе безгранично доверяет.
А потом... потом ты сможешь жениться по любви. Трудно рассчитывать на верность
жены, которую ты силой привел под венец.
— Ты сомневаешься в моей способности уследить за женой?
— Я сомневаюсь в тебе, Донован, — горячо прошептала Дженни,
вновь оборачиваясь к нему. — Ты — будешь ли ты верен ей? Не
захочется ли тебе близости с пылкой женщиной, если тебе придется делить постель
с холодной и бесчувственной особой?
Старое, знакомое чувство шевельнулось в душе Донована, и
тело отозвалось знакомой истомой — оно тоже ничего не забыло. Он
ненавидел Дженни и в то же время был охвачен ураганом чувств. Ему хотелось
ранить ее как можно сильнее, унизить грубым обладанием. Донован подумал о
Кэтрин; он знал, что эта девушка будет сопротивляться до конца. Так, может
быть, вид его бывшей любовницы вразумит ее хотя бы немного? Игра опасная, но,
может быть, Кэтрин поймет, что от нее зависит отношение к ней будущего мужа. В
конце концов, фамильная гордость — единственное ее достояние.
— Дженни, того юного глупца, который умолял тебя выйти за
него замуж, больше не существует. Нет на свете женщины, которой бы я доверил
свое сердце. Теперь я просто беру то, что мне нравится.
Донован взял ее за плечи и поцеловал грубо и бесцеремонно,
так, что Дженни осознала: мальчик, которым она вертела, как хотела, стал
неотразимым мужчиной, способным ошеломить любую женщину.
Доновану же вспомнилась другая женщина и другой поцелуй, где
вместо необузданной страсти была уступчивость губ, робкая отзывчивость языка и
сладостный вкус после поцелуя. Кэтрин прочно вошла в мир его чувств. С
облегчением Донован подумал, что наконец-то вынул из сердца занозу, мучившую
его эти годы, и эта мысль переполнила Мак-Адама ликованием: былой власти Дженни
над ним пришел конец.