Техподдержка. Мертвая зона - читать онлайн книгу. Автор: Олег Дивов cтр.№ 4

У них всегда есть список. И клиенты заранее потирают руки. Из зоны не гребут золото лопатой, тут вкалывать надо, и дело опасное, но шикарный бизнес для тех, кто в теме. Поэтому к разборке зон не подпускают кого попало.

Чтобы вы поняли масштаб: допустим, о «Варзоне Абуджа» очень мало информации, поскольку в ней самой и вокруг нее сложилась нездоровая обстановка, а говоря проще, творится чертовщина. Но если считать по нижней планке, то одних только БШМ «Кентавр» первого и второго рестайлинга должно валяться в центре города столько, что нечего беспокоиться о степени их раздолбанности. В любом случае хватит, чтобы восстановить шагоходов минимум на батальон. По неподтвержденным данным, сюда зашла бригада, около девяноста единиц. И вся тут осталась. И каждый ее обломок денежек стоит. А сколько в зоне колесной боевой техники? А вспомогательных машин? А стационарных пушек, минометов и ПТРК? Сколько всякой электрики? Оборудования для системной интеграции? Радаров и тепловизоров? Господи, да разбогатеть можно на одних ракетах ПВО, из-за которых вокруг Абуджи закрыто небо для полетов! Они же почти все целехоньки. И где-то здесь пропал бесследно дорогущий 3D-принтер для выпечки мелких дронов… В зону провалилась целиком и, как говорится, с концами, частная военная компания с трогательным названием «Ландшафт Дизайн Анлимитед», печально известная среди специалистов под хмурым прозвищем «Ландскнехты». Нет ее больше, сгинула. Казалось бы, тащи из зоны бесхозный хабар и считай барыши. Но видит кошка молоко – да рыло коротко.

«Варзона Абуджа» отстреливается уже два года при любой попытке в нее зайти.

Ужас до чего обидно.

Главное, никто не понимает, как это у нее получается.

Она такая же ненормальная, как сам конфликт в Нигерии, породивший ее, когда опытные профессионалы-наемники будто с ума посходили и набросились друг на друга. Кто бы мог подумать, что при переходе выяснения отношений в автоматический режим градус безумия останется на вполне человеческом уровне. То ли воздух тут вредный, то ли место проклятое.

Но Институт Шрёдингера хотя бы знал, что в зоне брошено только стандартное легкое вооружение. Ни одной пушки серьезнее тридцати миллиметров здесь не может быть. И вдруг нате вам: ка-ак бахнет!

Нет, любая варзона – место по умолчанию загадочное, то есть, увлекательное и привлекательное для военного эксперта. Ровно до момента, пока оттуда по эксперту не жахнули хотя бы даже тридцаткой.

Тогда место становится зажигательным в самом прямом и неприятном смысле. Горячим, если вы понимаете.

И ты думаешь: блин, почему я здесь? И почему именно я? Ладно, с варзоной что-то не так. А что не так со мной? Может, кто-то меня очень не любит? Или просто я дурак?

Это аклиматизация, – пытался убедить себя Леха. Телу дурно с непривычки, оно еще не очухалось после нескольких прививок, накачано медикаментами от плохой еды и плохой воды, – и конечно мечтает свалить отсюда. Здесь дискомфортно. Тридцать четыре градуса прямо с утра – как-то слишком. Воздух дрожит. В пригороде еще хуже, там ветер и пыльные смерчи. А в городе внезапно стреляют из такого дикого калибра – между прочим, какого? – ну уж точно не того, что мы ждали.

«Мы? Непонятно, стоит ли говорить о нас во множественном числе. В Институте всех, кто имеет медицинский допуск к оперативной работе, гоняют „в поле“, иногда – на поле боя. Сверка информации, объективный контроль, поиск новых данных. От результата зависит повышение по службе или подтверждение текущего статуса. По слухам, людей подбирают тщательно, и кого попало вместе не ставят. Но мы совсем не похожи на полевую группу Института. Просто трое клерков из разных территориальных офисов, и каждый себе на уме. Групповой сработанностью и не пахнет. И черт знает, что за кошка пробежала между старшими коллегами, но сейчас они пытаются довести один другого до состояния, когда кто-то очень крупно ошибется. Да хотя бы и насмерть.

В двух шагах от варзоны, набитой роботами, у которых непонятно что на уме, это легко…»

– Видимость действительно плохая, – сказал Пасечник, убирая свою нелепую оптику. – Кто попал, куда попал… Мы услышали ракету уже на излете. Я думаю… – он оглянулся в сторону центра города, вернее, развалин центра. – С учетом того, как искажает воздух… Дальность около пятнадцати километров.

И уставился на Смита сверху вниз.

– Тебя интересует мое профессиональное мнение? – спросил Смит.

Вместо ответа Пасечник наградил его одной из своих фирменных ухмылок и обернулся к Майку.

– Что это было? – спросил он, помахав рукой в воздухе.

– Йоба, босс, – ответил Майк, не моргнув глазом.

Пасечник, наоборот, часто заморгал.

Он не выглядел таким озадаченным с момента, когда Майк вчера, едва успев познакомиться, ляпнул: «Босс, положить мне пять баксов на телефон!» Пасечник тогда думал верных полминуты, а потом ласково поинтересовался – на какой, мать его, телефон, положить тебе денег в городе, где нет, мать ее, связи, да и города, мать его, почти не осталось, а связь еще два года назад уничтожена к такой-то матери на много километров вокруг; и, кстати, насчет денег – платить тебе будет фиксер Лоренцо, а со мной про это вообще не говори! Майк тогда расхохотался и сказал: «Извини, босс, привычка!» И дальше был как шелковый. И сейчас ждать не стал, пока «босс» проморгается.

– Это Йоба-Хранитель, – объяснил Майк. – Йоба выгонять из города кто плохой.

– И как он выглядит? Ты его видел? Где он? Ну – там, да, а конкретно – где?

Майк едва заметно поморщился, выбирая слова. Английский в Нигерии – официальный язык и единственное средство коммуникации для двухсот пятидесяти местных племен с их пятью сотнями наречий (именно так, а не наоборот). Все бы ничего, только нигерийцы превратили старый добрый инглиш в такой забористый пиджин, что друг друга еще понимают, а приезжим нужен словарь. Как минимум, в первые месяцы, пока не врубятся, что пугающее «Хау фар нах!» это мирное «How do you do?» и так далее в том же духе… Проводник делал скидку для новоприбывших и говорил с ними на классическом английском, просто ломаном. Иногда грамматика была на стороне Майка, и фразы выходили как по учебнику, а иногда ему не везло, и он сам хихикал над своими перлами. Словно знал язык в совершенстве и просто валял дурака. Леха подозревал, что так оно и есть.

– Мы не знаем, босс, – четко произнес Майк.

– А почему тогда… – Пасечник даже руками развел и стал действительно похож на журналиста: дурак дураком.

Майк смотрел на Пасечника терпеливо и по-доброму. Если у тебя физиономия, как у детройтского бандита, да еще и автомат, надо улыбаться, чтобы клиенты не боялись. Майк улыбался, и ему это, между прочим, очень шло.

– Йоба всегда решать, кто прогнать, сам. Йоба спать долго… – Майк задумался. – Полгода спать. Теперь проснуться. Это значит, кто-то плохой сюда идет. Там пришел, куда Йоба – бумс. И плохой – упс!

Майк показал, как выглядит «упс». Леха решил не воображать, на что это похоже в действительности.