Рассказы о природе - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Бианки cтр.№ 7

– Дело! – сказали ребята. – «Юннат малиновку убил». И распалась та птичка малиновка на две живые, хорошие птюшки – зарянку и славку садовую.

Колхозницы федоры дочурку все Аришкой-трусишкой звали. До того трусливая была девчонка, –  ну, просто ни шагу от матери! И в хозяйстве от неё никакой помощи.

– Слышь, Аришка, – скажет ей, бывало, мать, – возьми ведёрочко, натаскай из пруда воды в корыто: постираться надо.

Аришка уж губы надула.

– Да-а!.. В пруду – лягушки.

– Ну и пусть лягушки. Тебе что?

– А они прыгучие. Я их боюся.

Натаскает Федора воды сама, бельё постирает.

– Поди, доченька, на чердаке бельё развесь – посушиться.

– Да-а!.. На чердаке – паук.

– Ну и пусть паук.

– Он ползучий. Я его боюся:

Махнёт Федора рукой на дочь, сама на чердак полезет.

– А ты, Аришка, пока хоть в чулан сходи, молока крынку принеси.

– Да-а!.. А в чулане – мыши.

– А хоть бы и так! Не съедят они тебя.

– Они хвостатые. Я их боюся.

Ну, что с такой трусишкой поделаешь?!.

* * *

Раз летом убирали колхозники сено на дальнем покосе в большом лесу. Аришка от матери ни на шаг, цепляется за юбку, –  работать не даёт.

Федора и придумала:

– Ты бы, девушка, в лес сходила по малину. Тут в лесу страсть сколько малины. Хоть лукошко набери.

Аришка – первая в колхозе сластёна. К ягодам липнет, как муха к сахару.

– Где, маменька, где тут малинка?

– Да вон на опушке. Идём, покажу.

Как увидала Аришка на кустах красные ягоды, так к ним и кинулась.

– Далеко-то в лес, слышь, не ходи, доченька, – наставляла Федора. – А напугаешься чего, – меня кличь. Я тут рядом буду, никуда не уйду.

* * *

Славно поработалось в тот день Федоре: ни разу её из лесу Аришка не окликнула.

Пришло время полдничать. Только собралась Федора за дочуркой в лес, глядь – Аришка сама идёт. Все щёки у неё в малиновом соку и в руках – полное лукошко ягоды.

– Умница, доченька! – обрадовалась Федора. – И где же это ты столько много ягоды набрала?

– А там подальше, за ручьём, в большом малиннике.

– Ишь расхрабрилась, куда забрела! Говорила ведь я тебе: далеко в лес не заходи. Как там тебя звери не съели?

– Какие там звери! – смеётся Аришка. – Один медвежонок всего и был.

Тут уж Федоре пришёл черёд пугаться.

– Как… медвежонок? Какой такой медвежонок?..

– Да смешной такой, хорошенький. Мохнатый весь, носик чёрненький, а глазки зелёные-зелёные!

– Батюшки-светы! И ты не испугалась?

– И не подумала! Я ему: «Здравствуй, Мишук!» А он, бедненький, напугался – да на дерево от меня. Я ему кричу: «Слазь, Мишенька, слазь! Дай только поглажу!» А он выше да выше. Так и не слез ко мне. Поди, и сейчас на том дереве сидит, с перепугу-то.

У Федоры так сердце и оборвалось.

– А в кустах, доченька, никого там не приметила?

– Был кто-то, ходил, сучьями потрескивал да всё ворчал толстым голосом. Тоже, верно, малинку собирал. Уж я звала-звала: – «Дяденька, пособи медвежонка поймать!» Да не вышел он ко мне.

– Дитя неразумное! – всплеснула руками Федора. – Да ведь это не иначе, как сама медведиха кругом ходила, своего медвежонка берегла! Да как только она тебя насмерть не разорвала!

А колхозники, как такое услыхали, сейчас подхватили кто топор, кто вилы – да в лес!

В малиннике за ручьём и на самом деле нашли медведицу. Только она им не далась, ушла от них с другим своим медвежонком.

А того медвежонка, что на дерево залез, колхозники изловили и Аришке в подарок на ремешке привели.

Случилось это всё в прошлом году.

Теперь медвежонок с большого медведя вырос, а от Аришки ни на шаг, как бывало Аришка от матери. Сама Аришка – та всё ещё маленькая, только ещё в первый класс пошла, и над партой её чуть видно. Мишука своего нисколько не боится, хоть он вон какое страшилище вырос: лошади от него шарахаются, и трактор на дыбы становится.

Нынче уж Федорину дочурку никто Аришкой-трусишкой не зовёт, –  все Аришей с Мишей величают. Она старательная такая стала, всем девчонкам в пример, матери помощница. И за водой на пруд, и в погреб, и на чердак ходит. Вот и пойми её, чего она раньше мышей-то боялась!

Жил у нас с бабушкой летом снегирушка. Грудка розовая, как кисель. Ручной совсем. Такой милушка! И очень музыку любил. Заведёшь патефон, –  он сейчас насвистывать.

Мы ему всё больше ставили старинную песенку про охотника и зайку. Он и выучил её. Целыми днями, бывало, свистит себе из своей большой проволочной клетки:

Так славно насвистывал, –  все удивлялись.

А потом – осенью – заболел. Заболел наш снегирушка – и смолк. Сидит – хохлится, зёрна не клюёт и молчит.

Пёрышки у него стали падать. Это он линял. Долго линял – хохлился. А когда перелинял и выздоровел, –  опять повеселел.

Повеселеть-то повеселел снегирушка, а песенку нашу любимую забыл.

Насвистывает что-то своё, птичье, а про зайку – никак. Хотя мы ему по-прежнему патефон заводили.

Заведём, –  он слушает, слушает… Смирно сидит, будто что-то вспомнить силится и не может.

К зиме мы кота взяли у соседей, большого, серого: очень нас мыши одолели. Тут уж снегирушка и совсем замолк.

Раз солнечным весенним утром мы опять поставили эту пластинку:

Снегирушка ни гу-гу.

Я и говорю бабушке:

– Я не знал, что птичкам так тяжело линять. Наш снегирушка совсем слух потерял, как маленькая Маша после кори.

Бабушка говорит:

– Может быть, это он кота боится. Надо кота унести.

А снегирушка из клетки вдруг как засвистит:

Мы так и ахнули: вспомнил ведь песенку, милушка!

Ещё была у моей бабушки канарейка. Бабушка её очень берегла, потому что канарейка была тоненькая, нежная, вся жёлтенькая и пела чудесно. Эта канарейка тоже музыку обожала, только самую хорошую. Бабушка ей всегда самые лучшие свои пластинки заводила, разные там концерты.