Любоф и друшба - читать онлайн книгу. Автор: Елена Колина cтр.№ 24

И вскоре они вдвоем вышли к нам, Игорь держал маму под руку и преданно на нее поглядывал, а у мамы был такой вид, как будто она вывела из своей комнаты дрессированного медведя, – гордый и утомленный.

– Игорь хочет кое-что нам сообщить, – торжественно объявила мама.

– Я просто хотел… – начал Игорь.

– Ты просто хотел… – настойчивым эхом повторила мама.

– Я просто хотел, чтобы вы знали. Живите. Сколько хотите. Но вы должны иметь в виду, что владелец я.

– Ты еще кое-что хотел: чтобы девочки знали, – пока отец… – суфлировала мама.

– Пока отец?.. – переспросил Игорь. – А-а, да. Пока ваш отец… когда ваш отец… до того, как ваш отец… после того, как ваш отец…

– Игорь хочет сказать, что пока ваш отец жив, он не будет продавать дом, – помогла мама.

– Не совсем так… Лучше сказать, пока все девочки не выйдут замуж, – уточнил Игорь. – Тогда вы вдвоем с дядей сможете вернуться в свои две комнаты, в одной комнате мой дядя будет работать, а в другой вы будете обедать и смотреть телевизор.

– Ну, там видно будет… – небрежно отозвалась мама.

Удивительно. Необъяснимо. Невероятно.

Перед сном я зашла к маме. Она сидела перед зеркалом в ночной рубашке, и лицо у нее было совсем голое – без косметики, без улыбки, без обиды, без всякого выражения.

– Мама, что ты ему сказала? – спросила я.

– Сказала? Ничего особенного. Сначала он меня учил, как убеждать клиентов. Существует четырнадцать правил, помогающих убеждать, и шесть точек воздействия на клиента… Представь, целых шесть! Еще он меня учил, как преодолевать возражения клиентов. Для различных типов личности разные приемы. Было очень интересно. Потом он применял ко мне разные приемы убеждения, преодоления и возражения.

– Мама! Что ты ему сказала?

– Ох, ну что, что… Сказала. Просто поговорила по душам, о том о сем, обо всякой ерунде, о предках, о чести, о совести, о том, что земля дорожает… Но он и сам обрадовался, что ему не нужно продавать дом, – не у каждого хватит духу выгнать из дома семью с четырьмя маленькими детьми.

Мама забралась под одеяло и тонким обиженным голосом сказала:

– Лиза, ты взрослый человек, я могу говорить с тобой как женщина с женщиной. Я живу в розовых очках, ни разу не взглянула на документы, тем более у нас никаких документов нет… Но я же не знала, что я должна об этом думать! У меня же есть муж, отец моих детей! Но ваш отец – он-то знал, что мы живем в чужом доме! Как твой отец мог поступить со всеми нами так легкомысленно?! За эти годы можно было прописать вас в Лисьем Носу, и тогда вы имели бы какие-то права на этот дом, в котором прошла вся моя жизнь… Что это – небрежность? Нет, это безразличие, безразличие к вам! Скажи мне, Лиза, что я должна об этом думать?

Но я не знала, что она должна об этом думать, что это – небрежность или безразличие к нам.

– А ты, ты куда смотрела? – строго сказала мама. – Тебе никогда не приходило в голову, почему в твоем паспорте стоит штамп о прописке на Петроградской и какие у тебя права на этот дом?! Это все твой эгоизм, ты во всем повторяешь своего отца – тебе осталось только засесть наверху, как он!

После мамы я поднялась к отцу – ведь он весь день совершенно один нервничает там, наверху. Представляет, как единственно возможный для него порядок жизни разрушится навсегда… Отцу было бы хуже всех – он не мог бы ночевать у подружек, ходить в ночные клубы, у него не было бы даже крайнего варианта – возможности выйти замуж по расчету.

– Все устроилось, все хорошо, – сообщила я, – так что не волнуйся.

– Как я могу не волноваться, если это противоречит, угрожает всему, всей моей жизни. Мои книги… – взволнованно сказал отец.

– Не волнуйся, мы сможем жить в нашем доме, сколько захотим, у тебя останется твой кабинет, твои книги, твой письменный стол…

– О чем ты, собственно, говоришь? Я и не думал волноваться из-за стола, – пробормотал отец. – Прости, Лиза, но сейчас я не в силах с тобой разговаривать, я слишком взволнован. В этой статье, которую я получил сегодня утром, высказывается взгляд, противоречащий всему, что я делал в течение жизни… Я уже написал ответ и заявку на следующую конференцию. А сейчас ты уходи, мне нужно кое-что посмотреть.

Я хотела спросить, как отцу удается не думать о плохом, но тут вдруг что-то со мной случилось.

В общем, в меня вдруг вселился бес, и я сказала противным голосом:

– Мы чуть не остались без крова, а ты просидел весь этот страшный день у себя наверху, не думая, что я могла оказаться в одной комнате с Лидочкой и Марией, – а ведь с человеком не может произойти ничего ужасней! Твоя жизненная стратегия нечестная – сидеть наверху, пока неприятности проходят сами собой.

Отец с упреком взглянул на меня:

– Лиза, я всегда ценил тебя за то, что ты не придавала значения пустякам. Если бы мы были на земле навсегда, то возможно, и стоило бы обратить внимание на то, что кому принадлежит и где документы. Но мы на земле лишь на время, поэтому ты должна приучить себя думать о более важных вещах. Сегодня я не буду ужинать. Нет, спасибо, и чая не нужно.

Мы с бесом тихо закрыли за собой дверь.

Когда бес выселился из меня, мне стало стыдно, я принесла чай и незаметно поставила отцу на стол.

…Наш новый родственник объявил, что пробудет у нас десять дней. Это был его отпуск, и он хотел посмотреть Эрмитаж, Петергоф, Павловск и другие достопримечательности.

Женя несколько раз передавала мне вежливое приглашение Алины: «Пусть твоя сестра заглянет к нам, если она болела ветрянкой», – и как-то вечером я зашла к ним в гости.

Наверное, их вечера были всегда одинаковы и похожи на тот вечер: зеленка, измерение температуры, беседа ни о чем.

Между Женей и Вадиком не чувствовалось никакого напряжения, как бывает между влюбленными, между ними не пробегали искры, они не старались дотронуться друг до друга. Не было никакого сомнения в том, что Вадик очень влюблен – весь измазанный зеленкой, он выглядел совершенно счастливым, – не было никакого сомнения, что Женя счастлива, но оба, нежная сиделка и послушный влюбленный больной, были не возбужденными от любви, а спокойными и расслабленными, как будто давно уже были одно целое.

Больная Алина потеряла всю свою самоуверенность и стала растерянной и милой. У нее поочередно болели голова, нога, живот, и каждую минуту с ней что-то происходило – «крутило», «подташнивало», «чесалось»…

– Я не могу больше болеть, эта ветрянка совершенно выбила меня из колеи, меня любая болезнь выбивает из колеи, особенно эти противные пузыри, – жалобно бормотала Алина. – Женечка, дорогая, хорошая, обещай, что ты никуда не уйдешь, не оставишь меня ни на секунду… и спать ляжешь в моей комнате! Я ни за что не буду спать одна с этими пузырями!..