Чернобыль. История катастрофы - читать онлайн книгу. Автор: Адам Хиггинботам cтр.№ 120

1987 год близился к концу, и новый атомград в Славутиче был почти готов принять жителей – работников ЧАЭС и их близких, временно размещенных в лагере вахтовиков на берегу Днепра и в квартирах в Киеве ^[1397]. Построенный с лихорадочной поспешностью и разрекламированный в прессе, Славутич должен был стать витриной советского единства: пять его районов спроектировали в различных стилях архитекторы из Закавказья, Украины, России и Прибалтики. Но и этот престижный проект столкнулся с обычными бюрократическими препонами, задержкой сроков, трудовыми спорами и вялой работой. В последнюю минуту испортилась городская система центрального отопления, сделав Славутич непригодным к проживанию до весны.

В сентябре, готовясь к прибытию новых жителей, специалисты Госгидромета, Минздрава и Минобороны исследовали радиационную обстановку в Славутиче ^[1398]. Они установили, что город строится на земле, загрязненной цезием-134, цезием-137, рутением-106 и церием-144, а в ближайших лесах обнаружились изотопы цезия, стронция и плутония. Ученые заключили, что суммарная годовая доза радиации остается в пределах, предусмотренных для жизни вблизи АЭС, но рекомендовали асфальтировать дорожки, регулярно поливать улицы и дворы, а в прилегающих лесах, где люди, вероятно, будут гулять и собирать грибы – срубить деревья и собрать в мешки опавшие листья.

4 декабря 1987 года, после 18 месяцев дезактивации, ремонта и усовершенствований, последний из трех выживших реакторов Чернобыльской атомной электростанции снова начал выдавать электричество в энергосети ^[1399]. А вот 3-й энергоблок, пусть теперь и отделенный от своего захороненного близнеца стеной из бетона и свинца, оставался настолько загрязненным, что инженеров с других реакторов назначали работать на нем посменно, чтобы избежать чрезмерного облучения ^[1400]. Несмотря на самопожертвование генерала Тараканова и его «биороботов», таблетки ядерного топлива все еще были рассыпаны по крыше здания, и операторы турбин в машинном зале внизу сидели в защитных бетонных кабинах с окнами из свинцового стекла.

Три реактора ЧАЭС, вместе с 12 другими РБМК-1000, работающими в разных местах в СССР, были подвернуты значительной технической переделке, предложенной в секретной резолюции Политбюро. Знаком молчаливого признания вины разработчиков в аварии было то, что теперь каждый РБМК работал на более высоко обогащенном уране, в реакторы были добавлены десятки стержней управления, что снижало положительный паровой коэффициент, а система аварийной остановки стала быстрее и эффективнее ^[1401]. Были переписаны инструкции для операторов и выделены средства на создание компьютерных тренажеров для подготовки к аварийным сценариям ^[1402]. Однако на деле мало что изменилось: через год с лишним после аварии Политбюро получило доклад, что советские атомные электростанции продолжают преследовать плохое качество строительства, слабая дисциплина персонала и сотни мелких неполадок ^[1403].

Операторы, оставшиеся работать на трех реакторах ЧАЭС, были деморализованы тем, что вину за аварию возложили на их погибших коллег ^[1404]. Они каждый день дисциплинированно выходили на работу, но многие считали, что истинные причины катастрофы игнорируются, некоторые думали, что такое же несчастье может случиться и с ними. Почти никто из них не хотел жить в Славутиче.

Публично Валерий Легасов продолжал поддерживать линию партии о безопасности ядерной отрасли в СССР ^[1405]. Он говорил, что не винит советские реакторы, которые были разработаны с учетом всех обстоятельств, кроме совсем непредсказуемых. Академик настаивал, что атомная энергетика представляет собой передовой край атомной науки и необходима для будущего всей цивилизации. Но втайне Легасов был потрясен словами главы правительства Рыжкова, более года назад сказавшего Горбачеву и остальным членам Политбюро: взрыв в Чернобыле был неизбежен, и не случись он там – рано или поздно случился бы на другой советской станции ^[1406]. Только тогда Легасов окончательно осознал весь масштаб разложения в самом сердце ядерной державы с ее культурой секретности и самохвальства, заносчивостью, небрежностью и невысокими стандартами конструирования и строительства. Он увидел, что и реактор РБМК, и его работающий на воде под давлением родственный проект ВВЭР опасны по своей сути. Он начал подробно исследовать эту проблему и убеждать руководство Средмаша в необходимости создания реактора нового поколения, охлаждаемого расплавом соли. Эти предложения были встречены с яростью и негодованием: Ефим Славский, тогда еще глава Министерства среднего машиностроения, сказал Легасову, что тот технически безграмотен и должен держать свой нос подальше от вопросов, которые его не касаются.