Лавка чудес - читать онлайн книгу. Автор: Жоржи Амаду cтр.№ 67

Герои смолчали, ни один даже головы не поднял: лучше уж Энеас Голубь с револьвером, чем Зе Широкая Душа без всякого оружия. Зе не обсуждал приказы начальника, исполнял их без колебаний. Не нашлось еще никого, кто бы револьвером и угрозами помешал бы ему выполнить приказание Педрито. Бить, убивать стало для него делом простым, привычным. И умереть – когда придет его час. Зе, негру ростом под потолок, доверенному лицу Педрито, неведомо было, что такое страх или хотя бы тень страха.

Четыре соратника подавлены стыдом, им не дает покоя отзыв начальника, а еще их обругал свой же товарищ, и они вопрошают друг друга, что теперь делать, как вернуть расположение шефа. С Педрито Толстяком шутки плохи, ведь стоит ему потерять доверие к подчиненному – суд будет скорым и окончательным: гроб с крышкой и полтора метра земли, с бандитом можно не церемониться. Разве мало народу он уже отправил к праотцам? Жусто да Сеабру, Изалтино, Криспина да Бойю, Фулженсио Поножовщика и многих других, не таких известных. А ведь и они прежде делали в городе что хотели, во имя закона и вопреки закону, не платили за выпивку, отбирали деньги у испанцев, избивали и хватали кого надо и кого не надо, а потом вдруг сами оказались распростертыми на каменном полу покойницкой, «погибли при исполнении служебных обязанностей», как сообщалось в бюллетене Управления полиции в правительственных газетах. Чем-то не угодили они всемогущему заместителю начальника полиции.

Надо было незамедлительно показать служебное рвение, как-то восстановить свой авторитет, покачнувшийся под дулом револьвера. Хорошо бы что-нибудь эдакое… Но что?

– Давайте разгоним одно-другое кандомбле, – предложил Кандиньо Фингал.

– И верно. Доктору Педрито это будет по душе, – поддержал его Мирандолино.

– Сегодня праздник Шанго, на многих террейро будут сборища.

Сведения были вполне надежными, они исходили от Закариаса да Гомейи, который знал толк в таких делах. Этот субъект приписывал колдовству на макумбе обезобразившую его лицо болезнь, которую на самом деле он подцепил у какой-то шлюхи. Так что помимо идейных и высоконаучных обоснований комиссара полиции у Закариаса да Гомейи были, как мы видим, и свои личные причины вести беспощадную войну против кандомбле.

В кабинете Педрито Толстяка, на этажерке, теснились книги и брошюры. Некоторые из них сохранились со времен студенчества, другие он прочел уже после окончания университета, делая отметки красным карандашом. Были там и совсем недавние публикации. «Три школы криминалистики: классическая, антропологическая и критическая» Антонио Мониза Содре де Арагона, приверженца итальянской антропологической школы; Мануэл Калмон ду Пин-и-Алмейда – «Дегенераты и преступники»; Жоан Батиста де Са Оливейра – «Сравнение краниометрических данных представителей различных рас, проживающих в Баие, с точки зрения эволюции и судебной медицины»; Аурелино Леал – «Семена преступления». Из этих книг, а также из работ Пины Родригеса и Оскара Фрейры студент Педрито Толстяк в часы, свободные от изучения домов терпимости, узнал, что негры и мулаты обладают врожденной склонностью к преступлениям, которая усугубляется такими дикарскими играми, как кандомбле, круговая самба, капоэйра, это школа усовершенствования для тех, кто рожден вором, жуликом, убийцей. Комиссар Педрито, белый баиянец с белокуро-рыжеватыми волосами, считал подобные ритуалы оскорблением порядочных семейств, вызовом романской культуре и расе, принадлежностью к которым так кичились интеллигенты, политические деятели, коммерсанты, фазендейро, – словом, все избранное общество.

Из новых работ у Педрито были брошюры профессора Нило Арголо и Освалдо Фонтеса: «Преступность среди негров», «Метисация, дегенерация и преступность», «Психическая и умственная дегенерация метисов в тропических странах», «Расовая принадлежность и уголовные преступления в Бразилии», «Метисы – патологическая антропология». Когда какие-нибудь демагоги, заискивающие перед чернью, плебсом, быдлом, принимались рассуждать о подавлении народных традиций и грубом насилии, к которому прибегает полиция в борьбе с атабаке, ганзами, беримбау, агого и кашиши, с танцами жриц, впадающих в транс, с капоэйрой, – помощник начальника полиции Педрито Толстяк блистал антропологической и юридической ученостью, взятой с полки в готовом виде: «Не я, а светила науки говорят об опасности, которую несут обществу дикие обряды негритни: не я, а сама наука объявляет им войну». К этому он добавлял, скромно потупившись: «Я же всего-навсего пытаюсь пресечь зло на корню, не дать этой заразе расползтись. Как только мы покончим со всем этим свинством, уровень преступности в Салвадоре резко упадет, и лишь тогда мы сможем сказать, что живем в цивилизованном городе».

Если оппозиционные газеты обвиняли комиссара полиции в расовых предрассудках, в разжигании расовой ненависти, Педрито ссылался на статьи, опубликованные ранее в тех же самых газетах и призывавшие к энергичным мерам против кандомбле и афоше, капоэйры и праздника Иеманжи. А теперь, мол, оказавшись в оппозиции и нападая на руководство штата и полицию, «беспамятные писаки солидаризируются с явными или потенциальными преступниками».

В беседе с корреспондентом правительственной газеты профессор Нило Арголо по достоинству оценил кампанию полицейских репрессий, не скупясь на похвалы: «священная война, крестовый поход во спасение столпов цивилизации на нашей поруганной земле». В порыве восторга он сравнил Педрито Толстяка с Ричардом Львиное Сердце.

Священная война: в тот вечер, когда гремели барабаны в честь Шанго, паладины выступили против неверных. В рядах защитников романской цивилизации, кроме неустрашимой четверки участников облавы на лотерейщика, шли «благородные рыцари»: Мамин Сосунок, прозванный так за то, что поколачивал собственную мать, и Феррейра Блажной, великий мастер отвешивать удары плашмя увесистой саблей, причем доставалось и полномочным представителям той самой романской культуры, которую заместитель начальника полиции насаждал огнем и мечом.

Вышли пораньше, каждый захватил с собой крепкую дубинку, незаменимое оружие в доброй свалке, современное копье наших доблестных крестоносцев. Потрудились на славу. В первых трех «домах святого», куда они ворвались, работа была легкая: террейро средней величины, участников мало, празднество только началось. Пошли гулять дубинки, раздались вопли и стоны женщин и стариков, которые услаждали слух воинов, любителей подобной музыки, вдохновляли на новые подвиги во исполнение цивилизаторской миссии. Когда стало некого дубасить, позабавились с атабаке, пежи и прочими предметами культа – разнесли их на куски.

Слух об усердии и рвении агентов стал упреждать их приход, умолкали барабаны, рассыпа́лся хоровод жриц и иаво, гасли огни, прекращалось действо, праздник замирал. Понурившись, расходились по домам мужчины и женщины, боги-ориша возвращались в горы, в лес, в море, откуда они пришли на террейро, чтобы петь и танцевать.

Рыцари креста вдруг обнаружили, что колотить некого, и вынуждены были прервать это приятное занятие. Упоенные победами и надеждой вернуть себе расположение грозного начальника, они требовали в кабачках не только бесплатной выпивки, но еще и сведений о том, где в этот вечер состоится кандомбле. «А ну-ка, выкладывай, да поживей! Будешь отмалчиваться – отведаешь дубинки, скажешь – за нами не пропадет». Так они узнали о большом празднестве на террейро Сабажи, расположенном за городом.