— Оценивать мою стряпню! — Алиса повернулась.
В ее руках был поднос с тарелками. Ноздри затрепетали от аромата еды. Слюна едва не потекла по подбородку, Соня сглотнула и соврала:
— Я не голодная…
Мысли галопировали в голове как обезумевшие лошади. Кладбище… женщина, отразившаяся в луже, привкус сырых грибов, ставших потом хлебцами, Кирилл или его призрак… Она что, сходит с ума? Может, это вялотекущая шизофрения? И из интерната Соню отправят на принудительное лечение в психушку. Жиденькую кашу ей будут насильно заливать в глотку через шланг, а мама не навестит, стесняясь дефективного отпрыска…
— Да ты посмотри на себя! — возмутилась Алиса. — Ты же с ног валишься! Глючит тебя уже!
— Я в порядке.
— Ой, не заливай тетушке Алисе. Если ты похудеешь, мне придется искать новую толстую подружку. Так что…
На тарелках лежали яичница, румяные тосты и очищенный мандарин. Желудок Сони запротестовал против пыток.
— Я только попью… — Соня взяла стакан с апельсиновым соком.
— Ну немножко, — настаивала Алиса. — За лучшую подругу. — Она вилкой отрезала кусочек белка, подала Соне. Та улыбнулась робко и губами сняла еду с зубцов.
— М-м-м…
Соня не заметила, как отобрала вилку и разом проглотила треть яичницы.
— Боже, какой кайф!
— А ты отказывалась! Не пересолила хоть?
Соня запихнула в рот мандариновую дольку. Сказала с набитым ртом:
— Это из столовой еда, обманщица.
— Ты меня раскусила.
Алиса открыла шкафчик, вынула полотенце, банный халат и мыльницу.
— Кирилла не нашли? — спросила Соня.
— В лесу его не было.
— Может, и не было…
Алиса сощурилась на соседку, но ничего не сказала.
— А как у вас с Игорем Сергеевичем?
— В процессе. — Алиса подмигнула. — Перед моими чарами никто не устоит, поверь, подруга.
— Научишь и меня? Ну… нравиться парням. — Соня покраснела.
— Только если к моему возвращению тарелки будут вылизанными.
Алиса ушла, а Соня все еще улыбалась. Отхлебнула из стакана. Улыбка стала гримасой отвращения. В соке плавали тараканы-альбиносы. Как частички фруктов в чаше миксера. По хлебу ползали жирные личинки, в мандарине темнели абрисы червей.
Стакан звякнул о пол, забрызгивая ноги соком. Соня инстинктивно подтянула ноги. В луже ворочались живые тараканы. Под пленкой желтка шевелился серо-розовый зародыш — цыпленок. У него был мягкий раззявленный клюв, тельце покрывали прожилки кровеносной системы. Желток залило багровым.
Соня опрокинула поднос и выбежала из комнаты. В безлюдном коридоре шипели флуоресцентные трубки и гудели сквозняки. За окнами фонари то вспыхивали, то гасли, попеременно швыряя особняк во тьму.
«Я не сумасшедшая, — трясла головой Соня. — Это происходит взаправду! Мы вызвали демона, и демон откликнулся на зов!»
Она свернула за угол, зашагала к лестнице. В темноте под панно кто-то стоял.
— Алиса?
По мозаике змеились тени щупалец. Острые плечи женщины, затаившейся на лестничном пролете, были подняты до скул, а ветвистые руки царапали воздух нестрижеными ногтями.
Чик. Чик. Чик, — защелкали ножницы, изголодавшиеся по шелковистым волосам, по артериям и теплым человеческим кишкам.
Женщина — чудовище! — вдруг опустилась на корточки и побежала по-собачьи к Соне, перепрыгивая через ступеньки, полосуя когтями палас. Соня завизжала и ринулась назад по коридору.
* * *
— Кто здесь? — спросила Алиса, как занавески убирая мокрые пряди с лица. Горячие струи били по спине. Мыло выпало из пальцев, лягушкой поскакало по поддону. Алиса вышла из-за перегородки, в чем мать родила, склонилась и снова услышала этот звук. Щелканье металла, щелканье ножниц. Она замерла, пальцы промахнулись мимо мыла и чиркнули по каменному полу под настилом.
— Эй, шутники!
Алиса оглядывала недовольно душевую, поделенную на секции. В запотевшем зеркале мелькнула чья-то тень.
— Оля, я думала, ты гораздо умнее.
Трубы забулькали. С раскрасневшейся кожи падали клочья пены, они образовали белую бородку в промежности.
Чик. Чик. Чик.
— Добби?
Алиса быстро подобрала мыло.
— Ладно, к черту вас, клоуны.
Она крутнулась на пятках, шлепнула себя по ягодице и продефилировала под струи воды.
Внутренний голос, незнакомый и напуганный, твердил, что там, за перегородкой, вовсе не Оля с Добби. Что там вообще не человек.
* * *
Пиковая Дама гналась за ней. На ходу Соня стучала в соседние комнаты, но никто не отозвался. Словно мрак убил каждого в этой школе, а теперь преследовал Соню. Словно там, в комнатах, задушенные дети лежат вповалку на койках.
Она ворвалась в спальню и защелкнула засов. Уставилась на дверь, ожидая, что сейчас полотно лопнет посредине, сквозь хлипкое дерево продерется костлявая лапа мертвой ведьмы.
В тишине зазвучала тягучая мелодия — колыбельная ветра, непроходимых болот и пузырящихся бочагов. Песня лилась из зеркала. Соня приблизилась к трельяжу, с трудом волоча ватные ноги.
Кто-то заменил стекло в раме. Отражение расплывалось, как в комнатах смеха, где Соне никогда не бывало смешно. Выпуклое изображение… надутые щеки, разного размера глаза, огромные лошадиные зубы. Соня хлопнула ладонью по амальгаме:
— Хватит!
Отражение стабилизировалось, стало обычным. Просто толстая девочка в зеркале. Никакой кривизны почти.
Из-под пятерни лениво выползла изумрудная муха. Брюшком к опешившей Соне, точно насекомое существовало внутри стекла, за окном, в зазеркалье.
— Что тебе от меня надо? Зачем я тебе?
Расколотый стакан покатился по паркету в сторону Сони. В оранжевой луже не копошились тараканы, на яичнице не разевал клювик зародыш птенца, и мандарины были нормальными, без червей.
— Хочешь, чтобы я от голода умерла, да? Показываешь мне разные гадости, чтобы аппетит пропал?
Злостью превозмогая страх, Соня сгребла тосты с подноса.
— Знаешь что? — сердито обратилась она к мухе. — У меня превосходный аппетит! И таких тупых пугалок я не боюсь! Я больше не собираюсь худеть! Слышишь ты, диетолог хренов? Мне нравится жрать! И я буду жрать!
Победно улыбаясь, она откусила половину тоста.
— Ну что ты мне сделаешь, тварь?
Остатки отправились в рот. Соня энергично жевала: хлеб хрустел на зубах и вонзался в щеки.
— Что ты мне сделаешь, а? А-а-а…