Мед багульника - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Свичкарь cтр.№ 8

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Мед багульника | Автор книги - Татьяна Свичкарь

Cтраница 8
читать онлайн книги бесплатно

Порою кажется, что мы — хозяева этого мира. Подошел к морю — зачерпнул воды. Зашел в лес, сломал ветку. Природа — так покорна…

Но на самом деле Бог только позволяет нам играть в хозяев. Нас уже не станет, а то же море будет накатывать на берег волны, и то же дерево весною тронется в рост…

И что бы ни было со мною — будет жить эта комната, времен моего детства — со старым диваном, и ковром, на котором пасутся олени…

И души тоже не исчезают, и ничего с ними не случается. И даже, если все кончится… я, конечно, не растворюсь бесследно во времени и пространстве… Я буду где-то среди звезд… одна из них. Потому что звезды… что бы ни говорили астрономы — не умирают…


…Володя проводил меня до больничных дверей.

— Может быть, мне разрешат донести твою сумку до палаты?

— Нет-нет, — почти испуганно воскликнула я, — не входи в эти двери, дурная примета…

— А плевать я хотел…

— Простимся лучше здесь. Смотри, какая хорошая погода… Дождь…

Я слегка откинула голову, и подставила лицо нечастым тяжелым каплям… Если не знаешь — увидишь ли ты еще когда-нибудь дождь… Каждая капля была упоительной. И в какой-то момент я осознала, что Володя целует меня…

Меня целовали впервые в жизни.


«В детстве я ходил в парк, и там у меня было любимое дерево. Я не знаю, что за вид… Такое сказочное, все из изломанных линий. Корявые, перекрученные ветки. И у самой земли в нем было дупло. Я клал туда конфеты. Мама рассказала, что ночью за ними прилетает сказочный ворон. Не было для меня в парке дерева дороже этого».

«Когда ты уходила — у меня перед глазами было то дерево», — написал мне Володя несколько дней спустя.

Глава 9. Операция

В палате мы оказались вдвоем с девушкой Юлей. Я рада: боялась многоместной палаты, шумных, капризных соседок, ночного непокоя.

Юля — совсем девочка: худенькая, светловолосая. Спина еще хуже моей. Юля рассказывает, что ее уже клали в больницу, в другую, но почти накануне операции, собрали консилиум, и решили, что риск слишком велик. А здесь взялись.

— Сергей Петрович с такими, как я — не боится работать, — говорит Юля с нотой влюбленности.

Сергей Петрович Мезенцев — маленького роста, пожилой уже хирург, в которого свято верят и больные, и персонал, и Юлькины восторженно-влюбленные ноты звучат во многих голосах.

Мне он тоже нравится. Нравится внешняя его неприметность, не броскость, и неприкрытая, не стершаяся с годами радость, ликующий его голос из коридора, когда он говорит с теми, кто идет на поправку. Так радуются обретенному здоровью пациентов — врачи от Бога.

Мы с Юлькой вместе сдаем анализы. Ждем друг друга у дверей кабинетов. Мечтаем об операции в один день. Хотя это вряд ли возможно. Операции будут сложными, многочасовыми, дай Бог в день — с одной управиться. Мечтаем выздоравливать рядом…

Неуют больничных ночей. В палате мы уже обжились, но в коридоре всю ночь горит свет, проходят сестры, дежурный врач, больные…

Коридор длинный. Я иду по нему, запахивая халат на груди. Вспоминаю, как когда-то потянула связки. Сейчас смешно рассказать — упала с кровати. Книжные полки у меня висят над постелью. Я потянулась за томиком, поскользнулась на шелковом покрывале, грохнулась на пол, на неудачно подвернутую ногу. Нога сказала: «Хруп». Понимая уже, серьезность происшедшего, я осторожно извлекла из под себя конечность, попробовали пошевелить пальцами. Удалось. Но к утру нога почернела, и еще несколько месяцев я ходила еле-еле, туго спеленав ступню эластичным бинтом и опираясь на палочку.

А как я буду ходить после операции? Дойти вон до той двери покажется немыслимым. Коридор станет длинным, как путь из варяг в греки.


Моя операция завтра. Я сижу на подоконнике. Юля лежит, закинув руку за голову. Лицо напряженное — ее «день Х» опять откладывается, не все анализы в норме. Ее будут готовить к операции.

— Юлька, ты как?

Она молчит — забралась в кокон напряженных, мрачных мыслей, и не хочет, чтобы ее тревожили. Потом спрашивает:

— Что там за окном? Дождь?

— Дождь.

Листья уже совсем облетели. Моросит тот тоскливый дождь поздней осени, который вот-вот сменит снег. Я закрываю глаза, и вспоминаю картины Леонида Афремова. Его мир — в ярких бликах. И осень у Афремова тоже такая. Яркая. Золотые от упавших листьев дороги, а с неба рушится не дождь — водопад красок — алых, синих, изумрудных…

Я стараюсь передать эту красоту Юльке:

— От фонарей на асфальте — длинные дорожки. Они переливаются, и в них отражается рубиновый блеск последних листьев. А впереди сгущается синева подобно водам таинственного океана.

Наконец Юлька улыбается:

— Ну, ты и скажешь…  Синева океана…  Там просто темнотища, фонари кто-то разбил. Там собаки понимают лапу, и затаились всякие хулиганы.

— И маньяки! — я соскакиваю с подоконника, и набрасываюсь на Юльку, с грозным рычанием тереблю на ней простыни, и в ходе этой схватки уже мы обе хохочем.

А тут звонит Вася.

Вы не представляете, Наташкин муж — Вася! Вот уж от кого не ждала звонка, хотя мы в прекрасных отношениях. Столько раз я сидела у них, и столько он, бедняга, выслушал наших с Наташкой разговоров…

— Май… слышь… Может чего помочь надо? Ты только скажи…

— Ну-у, если ты прилетишь заняться со мной сексом — это, говорят, хорошо расслабляет, если экстремальная ситуация. «Секасом» — как говорят незабвенные Равшан и Джамшут.

— Тебе что — не страшно? Ты что — совсем не боишься? — удивляется он.

— Все равно, жить мне или нет, решу не я, и не врачи — а что-то свыше. Если я еще небу нужна — выживу, а нет — так и без операции судьба что-нибудь придумает. Тот же кирпич на голову.

— Это точно, — соглашается он.

Когда он был больше бандитом, чем бизнесменом, высшие силы несколько раз отводили его от пуль…


Что я помню об операции?

Помню капельницы и катетеры, холод, простыни, которыми меня укрывают. Мне страшно так, что кажется — пульс бьется везде.

— Что вы мне уколете?

Звучит название препарата, расслабляющего. Несколько мгновений я пытаюсь сопротивляться, а потом все кружится, несутся деревья за окном — и я перестаю быть.

Первое что вижу, когда прихожу в себя — разделенные на четкие квадраты пластины света, лампы. Чувство сжатости всех мышц — страх как заморозили, так он и остался. И боль, хотя даже в этом еще наркозном полусне — я думаю, что пока не кончился отходняк, не должны ведь наступать мучения.

Я говорю — сама понимаю, что тихо, почти шепотом, и как-то тянутся слова, наверное, я их мычу.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию