Мед багульника - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Свичкарь cтр.№ 16

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Мед багульника | Автор книги - Татьяна Свичкарь

Cтраница 16
читать онлайн книги бесплатно

Но звала нас к себе оконечность клина — мыс, одною стороною вдающийся в Волгу, другою — в залив. Мы свалили рюкзаки там, где указала руководительница и, уже не слушая ее, потянулись к древнему поселению.

Травы здесь росли высокие. В полутьме мы различали метелки цветов, в воздухе стоял густой, нагретый за день аромат меда. И полынь здесь была высока, и колосья неведомые задевали плечи. Оказалось, мы идем по некоему подобию рва.

А потом вышли мы на самый конец мыса. Левитановский пейзаж «Над вечным покоем» — ерунда против! С одной стороны раскинулась, тяжело катит волны Волга. С другой — зеркальная гладь залива. И такая даль кругом необозримая, без единого села — ни огонька, ничего!

Так и было тут пять тысяч лет назад, когда сидела на краю обрыва красавица и плела косы, смотрела на ту же луну, что и мы сейчас, и прислушивалась — не застучат ли сухими ударами — по запыленной дороге копыта коня.

Про коня я не зря вспомнила. В археологичке мы все выучились ездить верхом. Местные ребята приводили лошадей. Они шли к нашим девчонкам — вместо букетов — с конями. Но если кого-то из девушек и вправду интересовали ухаживания, то я обмирала от счастья, научившись — взлетать в седло.

Отпустит поводья тот, кто держал коня — и пошел вымахивать он в ночное поле…  Парни наши, бывало, скакали — а мне нравилась эта неторопливая поступь лошади: будто плывешь во тьме. Светляки под конские копыта — зеленой россыпью, а звезд над головою столько, что откинь ее только — и пропадешь в этих мирах. Внизу — огни, вверху — огни, и плывет под тобою конь по океану тьмы и звезд. Потреплешь рукою тяжелую, мощную шею — ладонь влажной станет от конского пота. И снова теряешь ощущенье реальности. Черной волною надвигается лес, его сучья закрывают небо. И все равно не страшно — как во сне.

Так жили степняки. И как мы возвращались они к искорке костра — брызжущей вдали.

Наши пели:

Акинаком рубану, рубану
Я по скифской роже,
А потом коня возьму, эх возьму
Конь всего дороже.
Мой железный акинак, акинак,
Да колчан с стрелою,
Загуляю до утра, до утра,
С гетерой молодою…

И далеко относил ветер голоса…

Днем мы раскапывали поселения — находили осколки глиняной посуды, превратившиеся в настоящие окаменелости, изредка — бусину, пряжку, какой-нибудь железный крючок: в те времена железа было мало, и день считался удачным для археологов, если обрели такую находку.

А ночью мы садились на коней. И это соприкосновение с реальной жизнью древних: днем мы держали в руках их вещи, всматривались в них — в узоры, вычерченные ногтем по краю кувшина, в переливы бус, ночью же — мы входили в их души: то же небо было над нами, тот же ветер холодил наши щеки.

Вот это все — оживило сухую «историю». С тех пор я могла воспринимать ее только как цепь событий — мучительных, радостных, тяжких, героических — цепь, с которой и я была неразрывно соединена. И о чем бы с тех пор ни говорили в университете: о монголо-татарах или Лжедмитрии, но нужно было только прикрыть глаза, только вообразить, почувствовать — и дым на улицах горящего города, и свист опускающегося меча, и как колотилось сердце у того, кто надеялся укрыться от сечи…

Но, Боже мой, давно уже пора встряхивать головой, и отгонять от себя те картины. Мы бежим с Машкой в школу, а история у неё — не единственный предмет. И надо ей напомнить, чтобы не забыла, как в прошлый раз, записать задание по английскому, а если Андрей Салин снова будет грозиться разбить ей очки — не пробовать дать сдачи, он все равно — сильнее. А сказать про очки учительнице, потому что если Андрей их и вправду разобьёт, то беда просто. Пока закажем, пока сделают.

Возле школьных ворот я легко касаюсь Машкиных волос:

— С Богом!

И еще несколько секунд медлю, глядя, как дочка уходит: уже такая большая рядом с первоклашками…

С гордостью медлю: растем все же, растем…

Вспоминаю, как в роддоме Машкина крошечная, теплая ладошка, выпросталась из пеленки и шлепнула по груди. Ее глаза — ведь не может же младенец нескольких дней от роду понимать что-то, чего не понимаем мы…  Философское…  Но она смотрела так, будто пришла из миров, где известно все, и глаза у нее не темные, как у меня, а голубые.

— Потемнеют, — говорили соседки по палате.

Но сейчас, когда ей одиннадцать, она так и осталась голубоглазой. Ясный взгляд. И быть ей много добрее меня. Помню, купили мы хомяков. Парочку — и я сказала, что малышей, которые у них родятся, верно, придется сдавать в зоомагазин.

— А разве это законно — отбирать детей у матери? — с волнением спросила Машка.

Она даже в столовой школьной никогда не съест обед до конца. Самое вкусное — пиццу, булочку, шоколадку — несет в класс. Немало у них есть ребят, у которых родители не могут заплатить за обеды, и Машке легче отдать свое, чем видеть голодных друзей.

Нам еще рано думать о будущем, но учится дочка слабо, несмотря на наши общие старания, и когда речь заходит о том, кем ей стать, я говорю:

— Матушкой. Подрастешь — выходи замуж за священника. Будешь вести дом, растить детей и вместе с мужем помогать сирым и убогим.


… Я иду домой. Машку вышла провожать еще в виде «Прости, Господи». Куртку накинула на домашний джемпер, не накрашенная. Хорошо, что утром прохожим некогда разглядывать друг друга — все торопятся.

Сентябрь метет дорогу золотыми листьями.

У каждого возраста свое время года. Много лет назад, когда мне было четырнадцать — я необыкновенно остро чувствовала весну. Свежий, горьковатый запах первых тюльпанов. Их срезаешь — и стебли истекают соком.

Тюльпаны переполнены расцветом весны, ушедшей в землю талой водой — тяжелы их рдеющие как паруса, алые лепестки. Любила — чтобы много их было! Зароешься лицом в букет, и ощущаешь свою пробуждающуюся женственность.

Потом пышная сладость пионов, великолепие роз — в которых уже все отточено, все совершенно.

А теперь — может быть рано — но сентябрь ощущаешь как родное, как ровесника.

Спокойная, немного печальная простота фиолетовых, лиловых, красных звезд — астр и хризантем. Сколько отпущено Богом теплых дней — столько и цвести. Все толще ковер под ногами — зарываются в листья поношенные мои туфли. И все светлее в небе: обнаженные ветви тополей — мудростью и смирением восточной графики.

Глава 2. Встреча

Я возвращаюсь домой, чтобы выпить еще кофе и «нарисовать лицо». Двор, где стоит наш с Машкой дом, похож на сотни других, и я его не люблю. «Спальный район», сплошные шестнадцатиэтажки. Их высокие стены не пускают во дворы солнце, давят каменным «громадьем». Но здесь сравнительно недорогое жилье и родители помогли мне купить однокомнатную квартиру, когда я с маленькой Машкой ушла от мужа.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию