Северный флот. Единственная правдивая история легендарной группы. Вещание из Судного дня - читать онлайн книгу. Автор: Денис Ступников cтр.№ 17

Александр Леонтьев:

Судя по тому душевному подъему, который испытывал тогда Горшок, я, конечно, понимал, что Мишке с Андрюхой уже пора было расходиться. Лодка, что называется, расклеилась. Тем не менее Миха, видимо, еще не отдавал себе отчет в том, что есть определенные вещи, делать которые привычно. Это как развод с женой: вроде друг друга достали, разбежались, а потом начинаешь скучать, потому что есть какие-то схемы передвижения по дому, и вообще уже как-то срослись запахами и т. п. Все это ломает. И Мишка тоже себе не отдавал отчета, что ему будет не хватать того человека. На концертах они менялись: в каких-то песнях он отдыхал и давал попеть Андрюхе. А тут на него свалилась необходимость петь одному.

То ли в шутку, то ли нет Миха предложил мне взять на себя груз второго фронтмена. Я отказался. Ты Горшок, я – нет, все. У меня не было цели заменить в «Короле и Шуте» Князя. А главное – зачем? Себя я ценю не меньше Князя. Играть его роль – это себя не уважать. Еще раз подчеркиваю, что я его ценю и не умаляю его заслуг. Ну давайте, понравится мне женщина – и я буду в чужой семье играть роль ее мужа!

Я вернулся в группу с целью играть на гитаре, и все было в порядке. Когда случилось непоправимое, пришлось переориентироваться. Положа руку на сердце, в группе, кроме меня, никто не умеет петь. Так бывает. Не все люди умеют петь. Да, может быть, кому-то кажется, что я пою хреново. Но у меня был опыт, я пел и в хоре, и в «Кукрыниксах». Яков, например, может исполнять бэк-вокалы, но петь живьем концерт – это совсем другое. Сашка Куликов – самый молоденький и самый здоровый из нас – во время записи нашего альбома в Финляндии стал записывать бэк-вокалы. Он пел 15 минут, потом вывалился из студии весь в поту и сказал: «Я даже не представлял, что это так тяжело! Как ты вообще концерты выдерживаешь?»

Александр Куликов:

В очередной раз я поразился Ренику, потому что мы встали в ту комнату, где находился один микрофон и орали: «Стою один…» Уже на пропевании третьей фразы у меня першило в глотке, и я боялся, что закашляюсь прямо во время записи. Нужно обладать определенным талантом и физическими возможностями. Таким надо родиться.

Александр Леонтьев:

Я себе не ставлю памятников, но петь и одновременно играть на гитаре – это довольно тяжелая тема. Надо было привыкать. Поскольку, кроме меня, петь было некому, пел я. Есть в жизни такие моменты, которые надо тащить все на себе. Если не ты, то никто. Потому что худшее, что могло бы случиться, – это расстаться навсегда. Мы прекрасно понимали: даже если будем собираться раз в год на памятных концертах, это будет вообще не то. Могу сказать, что ради спасения коллектива пришлось немного поднатужиться.

Александр Леонтьев:

Стиль очень простой. Естественно, это – символизм. Плюс глубокая искренность. Практически все мои тексты – это очень глубокие и кому-то даже непонятные в своей интимности переживания. Опять же, я стараюсь работать над красотой фразы, что в песенном размере и русском языке делать очень тяжело. Проза мне дается гораздо легче. У нас язык заточен под прозу, он богатый, цветистый, образный. Загнать это в размер не фолка, где фраза может быть тягучей и долгой, а рока – очень тяжело. Я стараюсь над этим работать. Суперпоэтом я себя не считаю. Поэзия для меня вторична. Это всего лишь вишенка на торте. Да, в песне должны быть красивые и убедительные слова, но для меня это не самоцель.

Александр Леонтьев:

Любой мало-мальски читавший человек, обладая приличным словарным запасом, может наваять хотя бы пару-тройку удачных песен. Главное, любить язык. У любого дурака пару раз в жизни бывают правильные мысли. И сломанные часы показывают точное время дважды в сутки.

Александр Леонтьев:

Некоторые тексты я начинал набрасывать в нетрезвом виде. Для меня важно, чтобы в песне была какая-нибудь хуковая фраза, от которой я потом отталкиваюсь. Это как дешифровка древней письменности: смотришь на текст на стене и не понимаешь ни буквы. Есть музыка, и когда ты вдруг угадываешь, о чем она должна быть, происходит процесс дешифровки. Мой дебильный перфекционизм доводит меня до того, что я выбрасываю массу текстов. Такая тема мешает, это своеобразный языковой барьер. А в пьяном виде иногда полезно придумать и записать фразу, которая могла бы в ином состоянии показаться смешной и дурацкой. Естественно, в пьяном виде тексты целиком не пишутся. Но можешь сделать набросок, триггер, который потом в трезвом состоянии во что-то разовьется. Просто в пьяном виде барьеров нет.