– О, Кэсс, мне очень жаль! – сокрушается Ханна. – Тебе, наверно, ужасно тяжело!
– Да, тяжело.
Повисает неловкое молчание. Никто толком не знает, что сказать.
– Ну, я не сомневаюсь, что виновного скоро поймают, – наконец произносит Энди. – Кто-то где-то должен что-то знать.
Я с трудом дожидаюсь конца вечера, но, едва Энди с Ханной уходят, мне хочется вернуть их. Хоть меня и утомила эта непрерывная болтовня, но теперь, в тишине, у меня появилось слишком много времени на болезненные размышления.
Я убираю со стола и несу тарелки в кухню. На пороге, взглянув на окно, по поводу которого накануне сомневалась, закрыла ли его перед приемом ванны, я застываю как вкопанная: вчера, когда я готовила карри, у меня была открыта задняя дверь – но не окно.
27 июля, понедельник
Когда Мэттью уезжает, на меня накатывает чувство одиночества. Но теперь, по крайней мере, можно сделать звонок, которого я так страшусь. Я нахожу листок с записанным номером, и, пока ищу сумку, звонит домашний телефон.
– Алло? – говорю я в трубку.
Ответа нет – наверно, связь оборвалась. Подождав еще секунд десять, я кладу трубку. Если это Мэттью, он перезвонит.
Бегу наверх за кошельком, затем обуваю первые попавшиеся туфли и выхожу из дома. Сначала я думала поехать в Браубери или Касл-Уэллс, но потом сочла этот план слишком сложным: есть же телефон-автомат в пяти минутах ходьбы, рядом с автобусной остановкой.
Приближаясь к телефонной будке, я чувствую на себе чей-то взгляд. Смотрю направо, налево, потом украдкой оглядываюсь назад. Никого – только какая-то кошка разлеглась на невысокой каменной ограде и греется на солнце. Мимо проезжает машина; женщина за рулем, видимо погрузившись в собственные мысли, даже не смотрит в мою сторону.
Я внимательно читаю инструкцию под телефоном (даже не помню, когда в последний раз таким пользовалась), нащупываю в кошельке монету и дрожащими пальцами проталкиваю в щель один фунт. Потом достаю листок с номером и под ускоряющиеся удары сердца набираю цифры. Я все еще сомневаюсь, правильно ли это, но отступать поздно: на том конце снимают трубку.
– Я звоню насчет Джейн Уолтерс, – прерывающимся голосом сообщаю я. – Я проезжала по Блэкуотер-Лейн в одиннадцать тридцать и видела ее машину, и она была жива.
– Спасибо за информацию, – отзывается спокойный женский голос. – Могу ли я… – Тут я бросаю трубку.
Я быстро выхожу из будки, и, пока шагаю по дороге к дому, меня преследует все то же неприятное чувство, будто за мной наблюдают. Дома я убеждаю себя успокоиться. Никто за мной не следил; это все из-за чувства вины оттого, что я решила сохранить анонимность. Сделав наконец то, что нужно было сделать сразу, я испытываю облегчение.
В саду после моего субботника дел не осталось, зато накопилось много работы по дому. Включив для настроения радио и вооружившись моющими и полирующими средствами, я затаскиваю наверх пылесос и приступаю к уборке спальни. На какое-то время мне удается сосредоточиться на этом занятии и не думать о Джейн. Но в полдень начинаются новости.
«Полиция обращается к тому, кто сегодня звонил с информацией по поводу Джейн Уолтерс, и просит этого человека перезвонить. Джейн Уолтерс была найдена мертвой в своей машине семнадцатого июля…»
Я больше ничего не слышу – сердце бешено колотится в груди, заглушая все прочие звуки. Сажусь на кровать и, дрожа, стараюсь делать глубокие вдохи. Зачем полиции снова говорить со мной? Я уже сказала все, что знаю. Пытаюсь подавить нарастающую панику, но не в силах с ней совладать. Конечно, никто не знает, что звонила я, но теперь, когда полиция обнародовала этот факт, я больше не чувствую себя анонимом. Напротив, меня будто выставили напоказ. Они заявили, что им звонили с информацией по поводу убийства Джейн Уолтерс; звучит так, будто я сообщила что-то важное, существенное. Если убийца Джейн слушал новости, он должен был испугаться возможного свидетеля. Вдруг он решит, что я видела, как он крадется к машине Джейн? В смятении вскакиваю и начинаю метаться по комнате, пытаясь понять, что делать. Проходя мимо окна, бросаю рассеянный взгляд на улицу и столбенею при виде совершенно незнакомого мужчины, проходящего мимо нашего дома. Казалось бы, что тут такого? Да ничего – кроме того, что он, очевидно, вышел из леса. Ничего особенного – кроме того, что мимо нашего дома почти никто не ходит. Ездят – да, но не ходят. Желающие погулять в лесу не пойдут пешком по Блэкуотер-Лейн, если только им не захочется попасть под колеса; а тропа, снабженная указателем, начинается на полянке напротив нашего дома. Я слежу за мужчиной, пока он не скрывается из виду. Он не спешит и не оглядывается, но моему трепыхающемуся сердцу от этого не легче.
* * *
Позже Мэттью звонит мне с буровой.
– Рэйчел сегодня у тебя остается? – спрашивает он.
Я не сказала ему про мужчину из леса. Рассказывать особо нечего. К тому же он может позвонить в полицию, и что я им скажу? «Я видела, как мимо дома проходил мужчина. – Как он выглядел? – Среднего роста, среднего телосложения. Я видела его только со спины. – Где были вы? – В спальне. – Что он делал? – Ничего. – Значит, вы не заметили, чтобы он делал что-то подозрительное? – Нет. Но я думаю, что он разглядывал наш дом. – Вы думаете? – Да. – Но вы не видели, как он разглядывает ваш дом? – Нет».
– Нет, решила ее не беспокоить, – отвечаю я.
– Это зря.
– Почему?
– Мне не хотелось бы, чтобы ты оставалась дома одна.
Его тревога только подогревает мою.
– Ну так сказал бы об этом раньше! – ворчу я.
– Ничего, все будет в порядке. Просто убедись, что все двери заперты, когда пойдешь спать.
– Они уже заперты. Скорей бы нам установили сигнализацию!
– Обещаю посмотреть ту брошюру, когда вернусь.
Повесив трубку, я набираю номер Рэйчел:
– Что делаешь сегодня вечером?
– Сплю. Я уже в постели.
– В девять вечера?
– Если бы ты провела выходные, как я, ты бы уже давно спать завалилась. Так что извини, если хочешь куда-то меня позвать, я пас.
– Вообще-то я хотела позвать тебя к себе, распить бутылочку вина.
На том конце провода слышится зевок.
– А ты что, одна дома?
– Да, Мэттью поехал с инспекцией на буровую. Его всю неделю не будет.
– Хм, а что, если я составлю тебе компанию в среду?
Сердце на миг замирает, и я делаю еще одну попытку:
– А может, завтра?
– Завтра я занята, извини.
– Тогда, значит, в среду.
Я не в силах скрыть досаду в голосе, и Рэйчел это замечает:
– У тебя там все хорошо?