Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Посняков cтр.№ 64

– Неждан – это худо, – опасливо переглянулись холопы. – Силы в нем – немерено.

Охрятко неожиданно расхохотался:

– Ничо, силушку-то Бог дал, а вот ума – навряд ли. Так ведь обычно бывает! Ой… – поглядев на парней, рыжий осекся – как будто про них сейчас говорил. Те, правда, не поняли – все сопели да косились на распятую девку.

Охрятко тоже с любопытством прищурил глаз:

– Ну, инда хватит тешиться. Идем, дело сладим – ужо боярин-то нас отблагодарит потом.

Подняв с пола кольчугу, Карятка почесал голову:

– А куды идтить-то?

– Язм скажу, куды… На углу, у костела меня ждите.

– У чего ждать?

– У церкви острой, яко кость рыбья.

– А-а-а…

Оглоедушки вышли, и, пройдя с полсотни шагов, как и договаривались, остановились у храма. На паперти тут и там валялись убитые, стояла бордовыми лужами быстро подмерзавшая кровь. Жирные черные вороны, слетевшиеся на пир, перескакивали от трупа к трупу, ловко выклевывая покойным глаза. По всему городу стелился черный дым, на соседней улице вырывались к серому небу злые языки пламени, пахло гарью и жареным мясом… человечьим, каким же еще?

– Слышь, Карято, – останавливаясь, задумчиво молвил Пахом. – А, может, нам к боярину-то и не возвращатися? Эвон, на войне-то как сладко! И добыча, и девки… Захватил град – делай, что хошь!

– Глупый ты, Пахоме, как сена стог! – Карятко обидно ухмыльнулся, глядя на воронов. – Седня мы победили, а завтра… завтра нам вот этак же воронье глаза выклюет. Война – дело такое, ненадежное. У боярина-то покойней – и накормлены всегда, и обуты-одеты, и господин все за нас решит.

– Это ты прав, – покивав, согласился Пахом. – У господине-то покойнее. Токмо дев маловато! Да и не сделаешь с ним, что хошь…

– С нашими-то не сделаешь, а вот Павлухину землицу отымем… Там, знаешь, сколько сладких дев? Уу-у-у! Нам с тобой хватит!

– И то так. А может, и посейчас еще одну деву… или две – чтоб каждому… Где там Охрятко-то?

Охрятко задержался чуток, оглянулся на пороге, прищурился… воровато подобрался к девчонке, потрогал, помял рукой грудь… И принялся развязывать пояс.

Только спустил штаны, как несчастная жертва очнулась, глянула прямо в масленые холопьи глаза с такой лютой ненавистью, что рыжий слуга невольно попятился.

– Э, ты че смотришь-то, щучина? Не смотри-и-и-и… Не смотри-и-и… Не надо…

Девчонка замычала проклятия.

– Ах, ты так? – неожиданно разозлившись, Охрятко схватил валявшийся у порога бронзовый помятый шандал, и, не долго думая, ударил им девчонку по голове… Потом еще раз ударил… и еще… и бил, бил, бил, не обращая внимания на летевшие прямо ему в лицо липкие красно-белые брызги – кровь пополам с мозгом.

А когда опомнился, вовсе не устыдился – откуда у холопа стыд? Потрогал мертвую, ухмыльнулся… и давай, давай – штаны-то уже спущены… И девка-то ничего – сладкая и даже еще теплая… почти что живая…

Павел вел пленников к пролому в стене по усыпанной трупами защитников города улицам. Шагал быстро, искоса посматривая по сторонам, готовый к любой каверзе. Впрочем, никто не обращал на процессию никакого внимания – подобных было много. Вот двое конных монголов провели за собой на аркане целую толпу – детей и женщин, вот пешая троица – похоже, что литвины Аскала – вели двух хмурых подростков со связанными за спиной руками, а вот свои, смоляне, тащили куда-то рыжую, разбитную с виду, девицу, вовсе не выглядевшую жертвой. Да и, если хорошо присмотреться – это не они ее, это она их тащила, завлекала, улыбалась во весь рот, тараторила что-то веселое. Одета девица была так себе, с претензией, но бедновато – серая посконная юбка, какой-то убогий, выцветший, выкрашенный крапивой плащик, или – накидка, или просто платок. На ногах – обмотки, опорки – зато на шее – изящная золотая цепь, явно подарочек. Да уж, да уж – кому война, а кому мать родна.

– Эй-хэй, друже! – смоляне все же заметили Ремезова. – Ежели ты к купцам, так в другую сторону.

– Чего, чего? – с досадою обернувшись, боярин сделал вид, что не понял.

– Живой товарец там, за храминой, принимают.

В этот момент рыжая вертихвостка засмеялась особенно громко, отвлекая воинов от разговора с Павлом, чем тот и воспользовался, скользнув вместе с «пленными» в подвернувшуюся подворотню – переждать.

– Ты и в самом деле хочешь отпустить нас, добрейший пан? – женщина все еще не могла до конца поверить в чудесное спасение – и ее самой, и – что куда более важно – детей.

– Я же сказал, – нервно бросил Ремезов.

– Понимаю, благородный пан не повторяет дважды.

– Откуда ты знаешь, что я благородный?

– О, мой пан! Это видно по всему!

– Ушли, – выглянув за угол, доложил Неждан – уж на этого-то здоровяка и паненка, и ее дети до сих пор взирали с опаскою. Это они еще Окулку-ката не выдели…

Лично убедившись в том, что путь достаточно безопасен, Павел махнул рукой:

– Идемте.

Пробежав вдоль стены, они один за другим скользнули в проем – Ремезов, за ним – беглецы, а уж последним – оруженосец.

По ту сторону стены снег тоже был усеян трупами. Кто-то еще стонал… или это просто казалось. Чуть в стороне, в двух десятках шагов, чернела бревнами упавшая осадная башня, кем-то уже подожженная, выгоревшая, словно истлевший скелет. Далеко-далеко внизу белела замерзшая Висла.

– Ого! – глянув, в ужасе отпрянула девочка.

Испугалась… понятно – этакий-то обрыв.

Сверкнув глазами, мальчишка потянул мать за рукав. Ремезов повернул голову, увидев едва заметную тропу, обрывающуюся на круче ледяной горкой. Верно, раньше, в мирные времена, здесь катались дети… нет, скорей – молодежь, слишком уж крутой спуск, запросто можно расшибиться.

– Мы – туда, пан, – решительно промолвила сандомирка и, что-то сказав сынишке, поцеловала его в лоб. Потом повернулась к Павлу: – Збысь – первый.

– Сын?

– Так, пан.

Не тратя времени даром, мальчишка подбежал к обрыву, обернулся, задорно подмигнул матушке и сестре, и… И покатил вниз, поднимая искристую снежную пыль. С минуту все молча ждали, а затем далеко-далеко, у противоположного берега, замаячила, замахала руками маленькая черная фигурка.

– Теперь ты, Каталинка…

Девчушка не удержалась, взвизгнула… помчалась…

– Дзенкую, благородный пан, – взволнованно произнесла женщина. – Дзенкую бардзо… и да хранит тебя Бог! Забыла спросить твое имя…

– Павел, – почему-то шепотом отозвался Ремезов. – Боярин из Заболотских земель.

– Я знала, что благоролный… Прощай, Павел из Заболотья – я помолю за тебя святую Ченстоховскую деву.