Мэтт тяжело опустился на стул.
– Я не говорил тебе, где эта хижина. Я сам не знал, где. Как же ты…
– Я это умею – места находить и вещи потерянные. Как кошка.
– Но как ты сюда добралась?
– Приехала. – Мэтт невольно покосился на стоящую у стенки метлу. – Па мула мне дал. Я его отпустила, он домой сам вернется.
– Нельзя тебе оставаться здесь. Это попросту невозможно!
– Тише, мистер Райт. Ма всегда говорила, что не стоит ничего решать на пустой желудок. У меня ужин готов – оголодали уже, небось.
– Решать тут нечего, – огрызнулся Мэтт, глядя, как она ставит на стол поджаренные ломти бекона под сливочным соусом, кукурузные початки, пышные бисквиты, масло, домашний джем, ароматный кофе. Разрумянившись от плиты, она стала почти красавицей. – В рот ничего не возьму, – сказал он.
– Чепуха, – отозвалась она, наполняя его тарелку.
Бекон таял во рту. Мэтт начал есть и убедился, что все здесь, впервые на его памяти, приготовлено точно так, как он любит.
Сытый и довольный, он откачнулся назад, закурил сигарету.
– Будь время, испекла бы вам персиковый пирог, – сказала Эбигейл, наливая ему третью чашку кофе. – Он у меня хорошо выходит.
Мэтт лениво кивнул. Неплохое возмещение за…
– Нет! – Стул хлопнулся на все четыре ножки. – Не пойдет. Нельзя тебе здесь оставаться. Что скажут люди?
– Да кому какое дело. Па вон все равно. И потом, я могу сказать, что мы поженились.
– Не надо, – прохрипел Мэтт. – Пожалуйста.
– Позвольте мне остаться у вас, мистер Райт. Я стряпать буду и все такое. Никаких хлопот вы от меня не увидите, честное слово.
– Слушай, Эбби. – Он взял ее за руку, на удивление мягкую. Она скромно потупилась. – Ты славная девушка и готовишь лучше всех, кого я знаю. Со временем станешь кому-нибудь хорошей женой – зачем тебе губить свое доброе имя, живя здесь с одиноким мужчиной? Ты должна немедленно вернуться к отцу.
Она будто помертвела и прошептала чуть слышно:
– Хорошо, будь по-вашему.
Мэтт, опьяненный внезапным успехом, открыл перед ней дверь, усадил в машину, сел сам. Эбигейл забилась в уголок и на него не смотрела. Ему стало стыдно, как будто он ударил ребенка. Бедняжка, подумал он – и приказал себе не валять дурака.
Он нажал на стартер, но машина не заводилась: мотор работал на холостых оборотах.
Он покосился на Эбигейл. Да нет же, что за нелепость. Она не выходила из дому после его приезда. Он стал настоящим параноиком, когда ее встретил, – нельзя же все сваливать на несчастную деревенскую девушку. И хватит жать на кнопку, так и аккумулятор посадить можно.
– Ладно, не выставлять же тебя на ночь глядя. Переночуешь один раз здесь.
Они молча вернулись в дом и занавесили нижние койки, прикрепив одеяла к верхним. В процессе Мэтт ощущал ее сладкий женский запах и помимо воли к ней прикасался.
Закончив, Эбби вознамерилась стащить через голову платье.
– Зачем же мы, по-твоему, одеяла вешали? – остановил ее Мэтт. – Раздевайся там, у себя.
Она покорно кивнула и залезла на свою койку. Мэтт, сделав то же самое, разделся, укрылся и вспомнил, что не потушил лампы.
Она, прошлепав по полу, задула их одну за другой. Стало темно и тихо.
– Доброй ночи, мистер Райт, – произнес детский голосок.
– Доброй ночи, Эбби, – ответил Мэтт и твердо добавил: – Но завтра первым делом домой.
С койки напротив донеслось что-то – не то всхлип, не то храп, не то приглушенный смешок.
В кошмарный сон Мэтта, убегающего от невидимого врага, вторгся аромат яичницы с беконом и кофе. Мэтт открыл глаза и жадно потянул носом. На постели играл смягченный занавеской солнечный свет, сон улетучивался.
Откинув занавеску, Мэтт увидел в углу аккуратно сложенные припасы, а на маленьком столике у окна пишущую машинку, драгоценные свои папки и стопку белой бумаги.
Он торопливо оделся и вылез из своего кокона. Эбби накрывала на стол, мурлыкая песенку. Платье на ней было другое, коричневое, совершенно не идущее к ее волосам и цвету лица, но сидящее несколько лучше, чем синее, и показывающее вполне женственную фигуру.
Мэтт попытался представить, как она выглядела бы в нормальной одежде, в нейлоновых чулках и накрашенная, но завтрак быстро убрал из головы все посторонние мысли. Эбби предугадывала его желания на удивление точно: желток сверху, белок как раз в меру плотный. Сначала он подумал, что не съест столько, но потом без труда умял три яйца. Эбби себе поджарила два.
– Ну-с, – вымолвил он, отодвинув тарелку и закурив. Эбби притихла. Куда, однако, спешить, несколько часов разницы не составят. Отвезти ее можно и вечером. – Не поработать ли мне?
Эбби убрала со стола, Мэтт вставил в машинку листок бумаги. Рабочий столик, как раз нужной высоты, стоял под правильным углом к свету. И впрямь идеальные условия для работы.
Мэтт полистал заметки, подавил желание немного пройтись, положил ногу на ногу. Работать решительно не хотелось.
В конце концов он напечатал посередине:
ФЕНОМЕН ПОЛТЕРГЕЙСТА
Правда о так называемых «шумных духах»
Эбби не шумела, наоборот. Она старалась все делать как можно тише, что особенно раздражало.
Мэтт, не вытерпев, оглянулся. Она в полном блаженстве сидела за круглым столом и зашивала дырку в кармане его запасных рабочих штанов.
Прямо как в игре. Ты будешь папой, я мамой. И жили они долго и счастливо. В то же время здесь есть что-то взрослое, что-то сбывшееся. Если бы всех на свете можно было осчастливить столь же легко – и как жаль, что даже простое счастье Эбби продлится недолго.
Точно почувствовав на себе его взгляд, она подняла глаза и вся просияла. Мэтту по-прежнему не писалось.
Веру в сверхъестественное, нерешительно начал он, можно объяснить попыткой первобытного разума обрести некий порядок в хаосе. Отсюда следует, что эта вера слабеет по мере познания естественных законов вселенной.
Нет, не то. Мысль, отраженная в кривом зеркале.
– Кто учинил разгром в вашем доме? – спросил, обернувшись, Мэтт.
– Либби.
– Что за Либби?
– Другая я. Обычно я держу ее взаперти, но когда мне становится грустно, она вырывается, и я не могу с ней сладить.
Боже правый. Шизофрения.
– Откуда ты это взяла? – осторожно спросил Мэтт.
– Моя сестренка-двойняшка родилась мертвой. Ма сказала, я сильнее была и забрала ее жизнь себе. Когда я вела себя плохо, ма всегда говорила, что Либби, мол, никогда бы такого не сделала. Ну я и начала сваливать все на Либби, как что-нибудь натворю. От трепки это не избавляло, но все как-то легче.