Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - читать онлайн книгу. Автор: Роджер Долтри cтр.№ 10

Я не видел ни того, ни другого с тех пор, как меня год назад исключили из школы, но вот передо мной по дороге вышагивал Джон со своей бас-гитарой. Хотя «бас-гитарой» это можно было назвать с большой натяжкой. Так же, как и я, он смастерил свою гитару сам, но его инструмент был немногим лучше моих первых складывающихся пополам конструкций из фанеры. По форме его гитара напоминала футбольный ботинок, и казалось, что не пройдет и дня, как она развалится на части. Но мне нужен был бас-гитарист, поэтому я завязал с ним разговор. Джон сказал мне, что уже состоял в группе – традиционном джаз-бэнде, где играл на басу и трубе.

– Как у вас обстоят дела с работой? – спросил я.

– Мы выступаем в местном церковном молодежном клубе, – ответил он.

– Вам платят?

– Нет. А вам?

– Конечно, – соврал я. – Мы получаем заказы и очень скоро начнем заколачивать большие деньги.

Летом 1961 года Джон присоединился к The Detours. Через несколько месяцев вслед за ним к нам пришел Пит.

* * *

Шестидесятые раскачались на полную катушку только после 1963 года. До этого они были такими же, как и пятидесятые. Более того, даже Элвис перестал быть крутым и начал сниматься в ужасных фильмах. Билл Хейли канул в прошлое. Музыка была довольно консервативной и серой. Фрэнк Айфилд, австралийский йодль-исполнитель лаундж-музыки, возглавлял чарты большую часть мая и июня 1962 года. Его следующие два сингла также покорили вершины хит-парадов. Это все, что вам нужно знать о начале шестидесятых. Но совсем скоро все это должно было измениться.

С 1963 года в воздухе начала витать эта энергия. Все завертелось, и музыка была тому причиной. Это период великих рок-групп: «Битлз», «Роллинги», всех этих групп родом из Бирмингема и Ливерпуля. И да, нас я тоже причисляю к этой категории. Каковы шансы, что такая химия снова когда-нибудь воплотится в музыке? Все начиналось с маленьких групп, которые играли скиффл на улицах. Ребята поняли, что могут проявить себя в музыке, даже если для них это было просто поелозить пальцами в наперстках по стиральной доске или подергать за веревку, прикрепленную к метле на ящике из-под чая. Как только вы принимаете в подобном участие, в вас просыпается интерес. Так музыка перешла с улиц в пабы, а затем в клубы. А потом она начала распространяться благодаря подпольным радиостанциям. Конечно, музыка была и раньше, но она не говорила с определенной возрастной группой. Там не было ничего, что могло бы заинтересовать подростков. Не было подростков как таковых. До шестидесятых вы были ребенком, а потом мужчиной. Сначала вы ходили в школу, а затем устраивались на работу. Но это изменилось благодаря нашему поколению. Почему именно мы? Полагаю, это было связано с войной. То, что произошло в шестидесятых, берет свое начало в сороковых годах. Мы поколение, родившееся во время военных действий, вплоть до 1950 года, и это были волшебные годы для музыкантов, художников, ученых, всего такого. Вот что происходит, когда вы начинаете свой путь на невозделанных полях. Столько всего было разрушено, что оставалось только одно – строить. Мы были поколением строителей. У нас не было иного выбора. Мы росли в нужде, и, несмотря на все попытки наших родителей сделать все возможное в данной ситуации, мы были воспитаны людьми, которые изо всех сил пытались оправиться от войны. У них не осталось ничего, чтобы дать нам.

Но ведь это не их вина. После того как отгремело празднование победы и люди перестали целовать друг друга в фонтанах, что у них осталось? Растущий долг, нехватка жилья, безработица. Мужчины вернулись с войны истощенными. Они стали чужаками в своих собственных домах. Многие из них дали слабину. В таком окружении и проходило наше детство. Я был не единственным, чей папа сидел в такси и проливал скупую слезу в каждый День памяти павших.

Будучи детьми, мы мирились с этим, но когда стали подростками, в нас проснулся юношеский гнев. Первыми ласточками были тедди-бои. Они были примерно на пять или шесть лет старше нас, их наряды, словно яркие фонари, выделялись на фоне серости нашей повседневной одежды. Они носили длинные модные пиджаки и разноцветные рубашки с отрезными воротниками. Некоторые из них пошли дальше: их куртки были ярких голубых и розовых цветов и украшены черными бархатными воротниками. Это было начало молодежной революции. Все могло кончиться, так и не начавшись, но как только общество признало коммерческую ценность подростков, все сразу же завертелось. На этом можно было заработать, поэтому все изменилось в мгновение ока. Оглянитесь вокруг. Поразительно, какая внушительная часть экономики сегодня ориентирована на молодежь. Все перевернулось с ног на голову. В шестидесятых мы и представить себе такого не могли, не было никакого плана. Нами управляло чувство, порожденное самоуверенностью и энергией молодости. Молодые люди – пуленепробиваемы. В них заключен неиссякаемый источник энергии, и в нашем случае она проявилась в музыке. Гнев, энергия, потребность быть услышанным – именно этим жили подростковые музыкальные группы, и именно это делало все движение в целом намного круче, чем каждая его часть по отдельности.

Я думаю, что к нам это относилось в большей степени, чем к любым другим группам, с которыми нам доводилось иметь дело. Пит всегда говорил, что наша группа состояла из трех гениев и «просто певца». Спасибо на добром слове, Пит. Что бы он там ни думал, наша группа была больше, чем просто наши персоны по отдельности. Мы были разными людьми и происходили из разных слоев. Пит был гораздо ближе к среднему классу, чем я думал. Джон проходил стажировку в налоговой службе. Кит был из рабочего класса, как и я, но, помимо этого, на него было проблематично навесить какой-либо ярлык. Многие из профессиональных групп с юга на заре шестидесятых были детьми среднего класса, восставшими против ценностей этого же среднего класса. Но мы были не такими. Мы отличались от всех этих групп, и друг от друга мы тоже отличались.

Пит отзывался о нас, как о «людях, которые ни за что на свете не должны были играть в одной группе». Учитывая все наши разногласия, баталии и конфликты, это чудо, что нам удалось продержаться в течение первых десяти лет. Разумеется, бесчисленное множество раз мы были близки к тому, чтобы сдаться, но, в отличие от всех остальных, я не особо удивлялся тому, что мы выжили. Даже в самые мрачные дни я никогда не сдавался. Ни за что на свете. Группа была для меня всем. В этом наши с Питом мнения, видимо, различались. Мистер Таунсенд прошел прослушивание в группу в январе 1962 года. До той поры на гитарах были я и Редж, Джон играл на басу, Гарри – на барабанах, а фронтменом был Колин Доусон. Я только заканчивал второй год своей стажировки на заводе. Джон начинал свою пожизненную карьеру в службе внутренних доходов: брюки в тонкую полоску, галстук и зонтик городского франта. Пит продержался в Актоне достаточно долго, чтобы сдать свои экзамены «O-level» (экзамен по программе средней школы, который сдается по окончании пятого класса. – Прим. пер.), и теперь он учился на втором курсе технического колледжа Илинга, а также в школе искусств.

Некоторое время Джон твердил, что Редж был недостаточно хорош и что у него был на примете гитарист получше, и вот однажды он привел Пита ко мне домой на прослушивание. По словам Пита, у него сохранились два воспоминания о том вечере. Первое: «прекрасная белокурая девушка» в слезах выбегала из дома, предъявив мне ультиматум: «Либо я, либо гитара». Второе: пока он играл, под моей кроватью прятался один непоседливый негодяй. Итак, скорее всего, прекрасной блондинкой была Барбара. Мы и правда часто спорили из-за того, что я слишком много времени тратил на репетиции, и, возможно, Пит застал нас во время очередного скандала. Что касается злодея, я не помню, чтобы он прятался под кроватью. Скорее всего, он сидел на ней. Давайте назовем его Джек. Он был моим приятелем, который из-за чего-то повздорил с полицией, поэтому оставался у меня на случай, если копы заявятся к нему домой. Он был членом одной из крупных преступных семей этого района. Такие семьи были всегда. Все это напоминало фильм «Крестный отец», с той лишь разницей, что место действия перенесли в Актон. Этих ребят лучше было не подставлять, поэтому я укрывал Джека, пока жара не утихла. Приходилось заниматься подобными вещами, но за такое на вас никто не стучал. Однако я не участвовал ни в чем более серьезном. У меня была пара приятелей, которые занимались ограблением банков. Они пытались убедить меня в том, что это проще пареной репы. Таков был их план разбогатеть: ограбление банков и игра в бильярд. Им не всегда удавалось выйти сухими из воды, но многим из них везло, и они пользовались уважением на улицах. Наверное, ограбление банков было для них все равно что сцена для артиста – способ привлечь внимание и получить дозу адреналина. Но меня самого никогда не привлекала идея ввязаться в какую-нибудь сомнительную историю. Самое большее, на что я решился, – это предоставить убежище Джеку.