Элегия Хиллбилли - читать онлайн книгу. Автор: Джей Ди Вэнс cтр.№ 22

Сперва все их требования я принимал за правила, которые надо соблюдать – или аккуратно обходить стороной. Я был очень любопытным ребенком, и чем глубже увязал в евангельском богословии, тем острее испытывал недоверие ко многим устоям нашего общества. Эволюция и теория Большого взрыва стали для меня не научно обоснованными истинами, а поводом для ожесточенных споров. Во многих проповедях, что я слышал, яростно критиковались другие христиане. В бесчисленных теологических баталиях противоположную сторону обвиняли не только в неверном толковании Библии, но и в том, что они вовсе не христиане. Я всегда восхищался дядюшкой Дэном, однако когда он обмолвился, что католики принимают теорию эволюции, мой восторг несколько угас. Новая вера вынуждала искать в своем окружении еретиков. Друзья, интерпретировавшие Библию иначе, чем я, теперь «оказывали на меня дурное влияние». Даже Мамо упала в моих глазах, потому что при всей своей набожности поддерживала Билла Клинтона.

Подросток, который впервые задумался о серьезных вещах – чему и кому можно верить, – я остро испытывал чувство, будто вокруг «истинных» христиан сжимаются тиски. Повсюду ходили разговоры о «войне с Рождеством», которые, насколько могу судить, были спровоцированы активистами АСГС, предъявлявшими мелким городам иски за рождественские декорации ^[26]. Я залпом проглотил книгу Дэвида Лимбо ^[27] «Преследование», где шла речь о всяческих гонениях на современных христиан. В Интернете наперебой обсуждали нью-йоркские художественные показы, где выставляли статуи Иисуса и Девы Марии, измазанные экскрементами… В общем, впервые в жизни я ощущал себя представителем гонимого меньшинства.

Разговоры о «недостаточно верующих» христианах, об атеистах, сбивающих с праведного пути молодежь, о художественных выставках, оскорбляющих религию, создавали впечатление, что окружающий мир страшен и чужд. Взять, к примеру, права гомосексуалистов – самую острую тему среди консервативных протестантов. Никогда не забуду тот день, когда убедил себя, будто я гей. Мне было тогда лет восемь или девять, а может, еще меньше, и я случайно увидел по телевизору шоу одного проповедника. Тот утверждал, что гомосексуалисты – олицетворение зла, что они обманом проникли в наше общество и все обречены на вечные адские муки без надежды на раскаяние и спасение. О геях в то время я знал лишь одно: они предпочитают не женщин, а мужчин. Под это описание прекрасно подходил я сам, ведь девчонки мне совсем не нравились, а самым близким моим другом был парень по имени Билл. О нет, я буду гореть в адском пламени!

Я поделился страхами с Мамо: признался, что я гей и меня ждут адские муки. «Не будь идиотом! С чего ты взял, что ты гомик?» – спросила она. Я пояснил, как пришел к такому заключению. Мамо захохотала, потом задумалась, как же объяснить столь деликатную тему мальчику моих лет. «Джей Ди, тебе хочется сосать член?» – спросила она наконец. Я ужаснулся. Как, зачем?! Она повторила вопрос, и я решительно ответил: «Нет, конечно!» «Значит, ты не гей. Но даже если тебе захочется сосать член, ничего страшного. Иисус все равно тебя любит». На этом тема была закрыта. Видимо, переживать из-за того, что я гей, больше не стоило. С годами я осознал истинное значение ее слов: гомосексуалисты, конечно, те еще чудики, однако их существование нам ничем не грозит; и вообще, у христиан есть более важные заботы.

С другой стороны, в моей новой церкви больше говорили о гей-лобби и «войне с Рождеством», чем обсуждали качества, коими должен обладать истинный христианин. Тот разговор с Мамо я оценивал как пример светского мышления, а не акт христианской любви. Нравственность определялась очень просто – надо отвергать любые социальные недуги: геев, теорию эволюции, либерализм Клинтона, внебрачные сексуальные отношения… Папина церковь практически ничего от меня не требовала. Быть христианином оказалось очень просто. Единственные позитивные учения, которые продвигала наша церковь – это что я не должен прелюбодействовать и что надо проповедовать Евангелие другим. Поэтому я твердо решил хранить верность будущей жене и обращать в свою веру каждого встречного (включая нашего учителя естествознания в седьмом классе – мусульманина по рождению).

Мир качнулся в сторону морального разрушения – в сторону Гоморры. Время Восхищения Церкви ^[28], думали мы. Апокалиптические образы окружали меня повсюду: в проповедях и в книгах (особенно в цикле «Оставленные» ^[29], самой продаваемой книжной серии всех времен, которую я проглотил буквально залпом).

Люди обсуждали, явился ли уже Антихрист и, если да, под маской кого из мировых лидеров он скрывается. Кто-то сказал мне однажды, что я наверняка женюсь на очень красивой девушке, если к тому времени на землю не сойдет сам Господь. Конец света казался логичным исходом для культуры, стремительно летящей в пропасть.

Многие авторы подмечают падение числа прихожан в евангельских церквях и объясняют это снижение излишним радикализмом в проповедях¹⁹. Ребенком я этого не понимал. Еще я не понимал, что религиозные воззрения, которые прорастали во мне в первые годы после примирения с отцом, потом вынудят меня отречься от христианской веры. Я знал лишь одно: несмотря на все недостатки, мне нравилась и моя новая церковь, и человек, который меня в нее привел. Время было выбрано идеально: скоро я испытал острую нужду в поддержке и духовной, и материальной.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, мать познакомилась с Мэттом, молодым парнем из местной пожарной бригады. Мэтт очаровал меня с первой же встречи и понравился гораздо больше всех прочих маминых мужчин; мы до сих пор иногда с ним общаемся.

Как-то вечером я сидел дома, смотрел телевизор и ждал, когда вернется мать и принесет из «Ки-Эф-Си» наш ужин. После этого мне предстояло найти Линдси (вдруг она голодна?) и отнести еду Мамо. Однако бабушка позвонила сама: «Где твоя мать?» «Не знаю. А что, бабуль?»

Ее ответ навсегда отпечатался у меня в памяти. Мамо была взволнована, даже напугана. Прорезался деревенский говор, который она всегда тщательно скрывала. «Папо пропал. Его весь день никто не видел». Я обещал, что позвоню, как только вернется мать – она должна была прийти с минуты на минуту.