К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ланьков cтр.№ 60

Вместе с тем в большинстве случаев опасность для жизни – по крайней мере, для жизни тех, кому еще нет 70, – все-таки исходит не от сложных и редких заболеваний, а от таких недугов, которые легко поддаются лечению, если только поблизости есть врач. И система здравоохранения Северной Кореи в целом знает, как сделать, чтобы достаточно подготовленный врач в нужный момент и в самом деле оказался поблизости.

Государственная машина КНДР выстроена вокруг правящей партии, которая именуется Трудовой партией Кореи (ТПК) и по своей структуре и функциям в целом похожа на правящие коммунистические партии, которые существовали во всех странах социалистического лагеря. В 1980 году было официально объявлено, что ТПК насчитывает около 3 млн членов. Считается, что с тех пор число партийцев увеличилось примерно до 4 млн, но точная численность ТПК по каким-то причинам считается государственной тайной. Как бы то ни было, в 1980 году членом партии был каждый шестой северокореец (или каждый четвертый взрослый житель КНДР). Это необычно высокий показатель, ведь в большинстве социалистических стран доля членов партии среди населения не превышала 7–8 %.

Почему люди вступают в ТПК? Официальная идеология с готовностью объясняет, что они движимы горячим желанием работать и сражаться за страну и ее Великого Вождя. На людях члены ТПК, конечно, подтверждают, что их в ряды партии привели именно любовь к Вождю, Полководцу и Руководителю, равно как и горячий патриотизм. Вероятно, искренняя преданность стране действительно играет определенную роль в решении вступить в партию, однако куда более важными являются причины вполне прозаические и прагматические. Членство в ТПК – необходимое, хотя и недостаточное, условие любой карьеры: только член партии может рассчитывать на какую-нибудь руководящую должность. Даже некоторые самые престижные рабочие специальности недоступны для беспартийных. Мне доводилось слышать, что и профессиональным водителем может стать только член ТПК. В отдельные периоды членство в партии требовалось от любого корейца, который выезжал на работу за границу (относилось это и к тем штукатурам и лесорубам, которых иногда можно видеть в России). Сейчас членство в ТПК во многих случаях перестало быть обязательным, но оно по-прежнему повышает шансы отправиться во Владивосток или Хабаровск.

Ошибочно, однако, распространенное на Западе (да и среди некоторых россиян младшего поколения) представление о том, что все члены партии пользуются какими-то привилегиями. Членство в ТПК действительно необходимо для начала успешной карьеры, но его одного при этом недостаточно. Большинство членов ТПК не относится к начальству, и их жизнь почти ничем не отличается от жизни их коллег и сослуживцев. В каком-то смысле она даже тяжелее, ведь пресловутая «организационная жизнь», которая отнимает пять – семь часов в неделю, продолжается в ячейках ТПК в полном объеме, в то время как у беспартийных она во многом превратилась в формальность.

Теоретически в ТПК может вступить каждый гражданин КНДР, достигший возраста 18 лет. Кандидат должен представить рекомендательные письма от двух членов партии, которые потом будут нести личную ответственность за его поведение. Затем кандидатура будущего партийца обсуждается в ячейке ТПК, к которой он будет относиться. После официального утверждения кандидат в члены партии проходит испытательный срок, а затем получает членский билет, который необходимо беречь как зеницу ока. Иначе говоря, система приема в партию почти полностью совпадает с той, что была в КПСС в советские времена. На практике же основную роль играют квоты на прием в партию, которые распределяются сверху. Секретарь местной партячейки подбирает кандидатов для заполнения квоты. Во внимание принимаются происхождение и родственные связи человека – тот самый сонбун. Квоты на прием в партию особенно велики в армии, поэтому многие северокорейцы пытаются вступить в ТПК в период армейской службы, чтобы обеспечить себе дополнительные карьерные перспективы после демобилизации. Именно поэтому до конца 1990-х армейская служба, несмотря на ее продолжительность и связанные с ней тяготы, была так популярна в КНДР. На заводах, и особенно в государственных учреждениях, квоты гораздо жестче, так что люди ради вступления в ТПК дают взятки.

Власти рассчитывают, что членов ТПК легче контролировать, да и вообще предполагается, что члены партии более благонадежны. Действительно, они должны участвовать в собраниях гораздо чаще, чем беспартийные коллеги, с которыми они работают бок о бок. Требования по соблюдению предписанных норм поведения к членам партии тоже обычно жестче, чем к беспартийным: члена ТПК могут наказать за проступки, которые для беспартийных вполне допустимы. Многих читателей старшего поколения не удивит, что для членов ТПК существует своя система взысканий «по партийной линии». Они могут получить выговор или строгий выговор, а самым суровым наказанием считается исключение из ТПК. На практике в наши дни исключение из партии – событие редкое и обычно входит в «дисциплинарный пакет» в качестве дополнения к аресту и судебному приговору. Уголовный срок за политическое или уголовное преступление всегда означает исключение из партии.

Можно ли считать 4 млн членов Трудовой партии преданными сторонниками режима, как часто утверждают и друзья, и враги Пхеньяна? Я не уверен. Некоторые из них действительно искренне преданы Ким Чен Ыну, а для других важнее всего преданность стране, которая для них далеко не всегда тождественна Семье Ким. Однако для большинства членство в партии имеет лишь прагматическую ценность, так что вряд ли наличие в кармане партийного билета отражает реальные взгляды человека. Рожденные в СССР отлично знают, как это все работает.

Беженка из Северной Кореи, типичная плотно сбитая корейская тетушка с характерным «перманентом» на голове, с улыбкой отвечала на мой вопрос о роли мужчины в северокорейских семьях: «Ну, знаете, где-то в 1997–1998 годах мужчины стали бесполезными. Они ходили на работу, но делать там было нечего, так что они просто возвращались домой с пустыми карманами. А вот женщины мотались по самым захолустным уголкам, приторговывали чем могли – и зарабатывали деньги для семьи».

Действительно, с середины 1990-х годов в Северной Корее стала быстро возрождаться рыночная экономика, то есть, проще говоря, капитализм. Однако новый северокорейский капитализм с самого начала демонстрировал одну любопытную особенность: у него было женское лицо. Среди лидеров растущей рыночной экономики женщин изначально было гораздо больше, чем мужчин, – по крайней мере, так обстояли дела на низовом уровне, среди рыночных торговцев и мелких предпринимателей. Именно женщины доминировали в этом мире переполненных рынков, забитых тюками поездов и газогенераторных грузовиков, маленьких мастерских и крохотных торговых точек. Это обстоятельство частично отражает модель роста нового капитализма в КНДР. В отличие от бывшего СССР или Китая, «постсоциалистический капитализм» в Северной Корее не пытались насаждать сверху. Скорее, это был капитализм низовой, который возник в основном стихийно, вопреки желаниям правительства, и большую часть времени рос и развивался невзирая на периодические попытки правительства остановить этот процесс и повернуть время вспять (до прихода к власти Ким Чен Ына, который показал себя покровителем этого стихийного перехода к рынку).