Одесский пароход - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Жванецкий cтр.№ 119

– Тише. А здесь, ты думаешь, можно сидеть?

– Можно. Здесь можно. Здесь, я думаю, можно.

– Ты же думаешь, что здесь грабят.

– А здесь можно грабить?

– Я думаю, нельзя.

– А я думаю, можно. Это же совсем другое, чем сидеть.

– А это можно?

– Можно. Я думаю, можно. А кто запретил?

– Я не знаю. Я слышала, что нельзя.

– А я не слышал, что нельзя. Значит, можно.

– Нет. Если хоть один человек слышал, что нельзя, значит, нельзя. Это точно.

– А если я слышал, что можно?

– Нет. Если один человек слышал, что можно, а другой, что нельзя, все равно нельзя. Мама говорит: лучше думай, что нельзя? – всегда будешь права.

– Да… А поцеловать тебя можно?

– Наверное, можно.

– А по-моему, здесь нельзя.

– Почему нельзя? Я думаю, можно.

– А я думаю, что нельзя.

Шелест листьев: «Можно-можно, нельзя-нельзя, можно-можно, нельзя-нельзя». Цикады, лягушки, ручеек: «Можно-можно, конечно, можно, можно все…»

Какое прекрасное столкновение! Какое пересечение! Какая одуряющая разница и женственность!!!

– Что бы ты ни сделал, ты не навредишь мне.

Володя смотрит со стены.

– Мишка, из Парижа меня тянуло в Москву, из Москвы – в Париж. Мишка, как ты думаешь, почему?

Курящий маленький рот. Как удобна в руке. Как хороша на груди, на коленях. Где бы ни поселилась.

– Позвони маме. Моя репутация страдает. Звони. Иначе мне не повезет.

Звоню, Володя, звоню. Ради маминого здоровья и маленькой очаровательной репутации.

Скрипит калитка. Открываю… Кто-то: «Нет ли закурить?!»

Однако цел.

– Который час?

– Два часа, мама.

– Я думаю, три.

– Тсс-с… Конечно? три, но какие три!..

– Володя, я потушу свет, и ты перестанешь смотреть на меня… Но сначала телефон… 22–13–47. Для конспирации – на «Ч» – «Чудо мое».

Наш человек лучше всех других еще и тем, что в любую секунду готов ответить на самый каверзный вопрос: почему днем дома?

На какие деньги?

Где жена купила?

Как оформлено?

Сколько положено, а сколько на самом деле?

Где спрятана разница?

Где третий?

Есть ли свидетели, что кофе из магазина, и их адреса?

Как в доме оказалось мясо?

Когда, где и кем?

Этих сапог нет в продаже. Если были, то где, когда? Сумеет ли ЦУМ подтвердить?

Любой другой сгорит. Зачем он ходит по земле, если не в состоянии вспомнить, что делал вечером шестого девятого семьдесят второго, хотя прошло всего тринадцать лет и все свидетели живы.

Казалось бы, пока еще легко доказать. Действуй! Даже если пока тебя еще не спрашивают. Что тебе мешает? Доказывай непрерывно.

Гордись, если сходится. Переживай, если что-то не так и следователь в тупике.

Ищите вместе. Доказывай непрерывно, не смущайся. Невиновность, в отличие от невинности, требует ежесекундных доказательств.

Пошел – не виноват.

Вышел – не виноват.

Рубль вынул – не виноват.

Казалось бы, толстый, румяный, жизнерадостный – а не виноват.

Парадокс – но бывает, хотя надо доказать.

Подойди к прохожим, объясни, почему торт. Казалось бы, со службы, а торт в руках. Все замерли. Объясни – не держи людей в напряжении. Если день рождения, покажи паспорт. Сними проблему.

Объясни, что костюм наш, хотя похож на английский, но наш, а туфли действительно английские. Это уж точно, тут уж ничего – поймут, но были в продаже, куплены такого-то. Подходи ко всем, успокаивай. Кто за тебя это сделает? Каждый шаг обоснуй, оправдай и гуляй на здоровье. Только объясни, почему гуляешь, и гуляй.

У комиссии нет большей радости, если ты оправдался. Там же друзья твои. Им, наоборот, легче – живи еще, если хочется, живи, докажи необходимость – и живи, радуйся.

Если все невинные оправдаются и отойдут, перед глазами останутся кто? Виноватые! Что и даст возможность их сразу выявить.

Можно только порадоваться той огромной работе, что проводит население, восторгаться атмосферой готовности, когда уже не требуется вопросов. Ответы несут со всех сторон – в шапках, карманах, глазах, портфелях. Ибо вопрос висит один над всеми: почему? По какому праву? Ответ каждый несет из сердца своего. Все перед всеми. Из одежды, из души, из тела – ответ, ответ, ответ. Не ожидая вопроса – ответ, ответ, ответ. Как ходьба, как сердце – ответ, ответ, ответ. Чудо!

Суть нашей жизни в том, что посреди любого удовольствия, любви, выпивки или лучшей беседы может кто-то подойти и сказать:

– Вы чего это здесь собрались? Совесть у вас есть?

И вы начнете собираться неизвестно куда.

Компания, стол, чтение, разговоры, смех, наслаждение – вдруг:

– Что это вы здесь делаете? А ну быстро!

И вы собираетесь неизвестно куда.

Белая ночь, гитары, огни пароходов на светлой воде…

– Ну-ка, что это вы здесь собрались? Ну-ка, ну-ка без разговоров!

И вы собираетесь.

«Сьчас – сьчас – сьчас…» – только чтоб тихо, только чтоб мертво было.

Или черная ночь. Звезды, море, наверху танцы, внизу темно и таинственно, и только ее руки еще светятся, а твои уже нет. И вдруг, как рев коровы:

– Это кто здесь прячется? Что это такое?! А ну-ка быстро отсюда!

И вы собираетесь неизвестно куда.

Здесь убирают, здесь подметают, здесь ограждают, здесь проверяют, здесь размечают. Так шаг за шагом, как диких оленей.

И вот оно родное: икра из синеньких-помидорок, арбуз, бычки жареные, килечка домашняя…

– А ну вон отсюда. Этта что такое? А ну, вон отсюда!

И вы опять начинаете собираться, совсем забыв, что вы у себя дома!

Отношения с родным пролетарским государством складываются очень изощренно. Пролетариат воюет с милицией, крестьянство – с райкомами, интеллигенция – с КГБ, средние слои – с ОБХСС. Так и наловчились: не поворачиваться спиной – воспользуются. Только лицом. Мы отвернемся – они нас. Они отвернутся – мы их.