Время банкетов - читать онлайн книгу. Автор: Венсан Робер cтр.№ 102

Все поднимаются из‐за стола, отправляются в зимний сад пить кофе, и тут граф принимается развивать перед своими основными избирателями (а также перед своим недавно нанятым камердинером Мартеном, героем романа и своим незаконным сыном, единокровным братом виконта Сципиона) собственные взгляды на социальный порядок. Как жестоко он ошибался, когда в юности, «полностью во власти сельской филантропии», решил пойти наперекор отцу, не знавшему жалости к своим арендаторам и вообще к беднякам! Не прошло и полугода, говорит он, «как оказалось, что замок мой вечно осаждает толпа пьяных оборванцев, фермеры не платят за аренду, убогие бедняки собирают мой урожай на корню и пасут своих коров на моих лугах». А потому, «возвратившись к здравому смыслу, к разуму, иначе говоря, к самому законному презрению, самому законному отвращению, какое следует питать к этой злобной, развращенной и тупой породе, я, насколько это было в моих силах, стал править ими железной рукой. И тотчас все пришло в порядок». Отсюда следует мораль: «Нам надобно пользоваться нашими законными правами. Нам, собственникам, надобно стоять прочно, крепить ряды. Никаких уступок: уступить — значит расписаться в том, что мы малодушно признаем деспотические и наглые притязания бедных, требующих помощи у богатых. Будем беспощадны, иначе нас сметут, а ведь, клянусь честью, лучше самим съесть волка, чем быть им съеденным!» Один из гостей почтительно замечает ему, что если богачи и не обязаны кормить бедных, в некоторых обстоятельствах им, быть может, стоило это делать из чистой предосторожности, но граф резко возражает: «Благотворительность не только не является обязанностью богача, но, хуже того, она есть вещь глупая, опасная и отвратительная!» — и продолжает развивать перед потрясенными слушателями свою мысль:

Посоветовав нотаблям, которые слушают его с изумлением, прочесть Мальтуса и обдумать его наставления («Я буду иметь честь завтра прислать вам полное собрание его сочинений, это превосходное чтение для собственников»), граф Дюриво продолжает еще некоторое время разглагольствовать и сыпать цитатами из Жана-Батиста Сея и Рикардо, а также приписывает некоему Маркусу, якобы ученику Мальтуса и Адама Смита, «мужественное» предложение душить детей бедняков… Но в тот момент, когда он собирался выпить со своими гостями за «безостановочное обуздание черни» — то, ради чего он и собрался в депутаты, он едва не погибает от выпущенной в него пули и остается жив лишь благодаря Мартену. Всеобщее смятение усугубляется тем, что один из гостей, встревоженный исчезновением своей супруги, в конце концов находит ее в объятиях виконта Сципиона.

Заметим, что это не последнее упоминание притчи о пире в романе Сю: чуть позже она возникает вновь в беседе на повышенных тонах между Мартеном и браконьером Вонючкой, его приемным отцом; именно он, спрятавшись в зимнем саду, стрелял в графа. Оба соглашаются, что народ существует в невыносимой нищете, но расходятся в определении способов, какими можно положить этому конец; браконьер (который, как уже понятно, персонаж вовсе не отрицательный) объясняет и оправдывает свой поступок тем отчаянием, в какое его погрузили рассуждения графа о пире:

Итак, повторим еще раз: притча о пире приобрела статус последнего аргумента, разом и доказательства, и краткого содержания основных положений либеральной политической экономии. Заметим походя, что наука эта подспудно отождествляется с новой верой, противоречащей вере старой (среди максим, над которыми издевается граф, — максим, «которые явно изобрел какой-то негодяй, у которого не было ни денег, ни дома, ни земли», — фигурирует следующая: «Будьте для малых детей, как Господь для малых птиц; после сбора урожая остается им еще пища»). Эжен Сю, еще несколько лет назад перешедший на социалистические, хотя довольно неопределенные, позиции, с помощью своего романического вымысла мог обратиться к аудитории несравненно более обширной, чем круг читателей «Мирной демократии», причем он усилил эффект, вложив притчу о пире в уста отвратительного персонажа, на которого вдобавок возложена большая доля ответственности за чудовищную нищету крестьян в Солони. Более того, банкет нотаблей, описанный романистом, и притча Мальтуса, на нем обсуждаемая, так хорошо гармонируют друг с другом, что становится ясно: средства, с помощью которых госпожа Природа приказывает лишним гостям не нарушать порядок празднества, могут в земном мире принять облик «двух великолепных и свирепых ньюфаундлендов», которыми граф заменил догов своего отца и которые «всегда отпугивают своими клыками дерзкую голодную сволочь». Меж тем Природа не виновата; нищету плодит не природа, а общество. Эжен Сю, сознававший себя, несомненно, не только романистом, но и наблюдателем общественных процессов, решил доказать это двумя способами. Прежде всего, разумеется, с помощью вымысла: несколькими месяцами и несколькими сотнями страниц позже, в финале романа выясняется, что стоило богатейшему графу Дюриво прислушаться к советам Мартена, незаконнорожденного сына, которого он наконец признал, и принять на вооружение принципы социальной экономии, как бесплодная Солонь превращается в фенелоновский Салент: для этого нужно было только соединить капитал графа с трудом крестьян и познаниями ученых (раньше здравые агрономические советы Пустошки, скрытые под видом народных рецептов, были неспособны избавить тружеников от нищеты, потому что излишки их продукции забирал себе землевладелец, теперь же они идут на пользу всем). В соответствии с фурьеристской формулой, ассоциация капитала, труда и таланта творит чудеса.

Но Эжен Сю счел необходимым, не дожидаясь финала, прокомментировать притчу немедленно, в подстрочном примечании. Романист еще в «Парижских тайнах» щедро прибегал к этой форме, когда желал сослаться на какое-либо сочинение, подтверждающее его слова, или подсказать какую-то важную реформу. Таким образом он способствовал распространению книги Парана-Дюшатле о проституции или Оноре-Антуана Фрежье об опасных классах в больших городах; таким же образом указал на изъяны в организации ломбарда ^[553], о которых до него писали Эскирос и Блез ^[554]. В «Мартене-найденыше» он уже использовал подстрочное примечание для перечисления агрономических преобразований, которые следовало бы осуществить, но комментарий к притче о пире носит гораздо более развернутый характер. Сю приводит ответ Годвина на этот «смертный приговор роду человеческому», а затем продолжает: «К славе Франции и человечества превосходные умы, глубокие мыслители протестуют всем сердцем и умом против безжалостных экономистов, которые мирятся со злом и объявляют его свершившимся фактом, фатальным бедствием, против которого люди бессильны». Затем следует перечисление имен и названий: упомянуты «О распределении богатств» Франсуа Видаля, статья Пьера Леру «О капитале и труде» в «Социальном обозрении», публикации в «Мирной демократии»… Читателям «Конституционной» большего не требовалось. Если позже Марксу и его эпигонам социализм Эжена Сю мог показаться сомнительным, ни у редакторов правительственной «Газеты прений», ни у представителей власти сомнений быть не могло.