Телефонист - читать онлайн книгу. Автор: Роман Канушкин cтр.№ 15

– Чего-чего?

– Противоречие между его членом и эмоциональным экспириенсом, которого ищут все девочки.

– Умеешь ты всё так элегантно формулировать, – рассмеялась Ванга.

– Вино кончилось, – расстроился Петрик. – В холодильнике есть водка. Польская. И вискарик.

– А-а, всё равно…

– Когда сказала ему, что уходишь, сама-то искренней была?

– Угу. Прощаться заявилась. Типа, последнее свидание.

– Трах со слезинкой… Офигенно ведь, да?!

– Ну да, – согласилась она. – Только и это всё в прошлом. В голове-то я его бросила, а…

– Хочешь найти себе нормального человека, растить с ним детей и даже быть ему верной? – Петрик смотрел на неё прямо. – Думаешь, в нашем с тобой случае такое возможно?

– Не знаю, – призналась она. – Но очень бы хотелось попробовать.

– Потому что трах ничего не решает, да? – грустно произнёс Петрик. Ванга бросила на него пристальный взгляд: похоже, и у тебя не всё в порядке?

– Да, – кивнула она. – И нет.

– И да, и нет, понимаю, – он вздохнул. – Видишь, только друг перед другом и можем быть открытыми. Такая херня.

– Такая херня, – согласилась Ванга. И только сейчас заметила, что влага в глазах Петрика угрожающе заблестела.

«Да ты, похоже, поссорился со своим Рудольфиком, – подумала она. – А меня тут успокаиваешь».

– Эй, сокамерничек, – позвала она. – Как дела у моего любимого педика?

– Всё нормально, – Петрик махнул рукой. – Всё через жопу.

– Фу… Петрик.

– Сдурела?! Не в физиологическом смысле. К сожалению, – он то ли усмехнулся, то ли всхлипнул.

– Прости… – Ванга кивнула. – Вот у меня всё нормально – через жопу.

– Завтрак у Тиффани…

– Что?

– Обожаю твой обречённо-прекрасный взгляд.

Она улыбнулась, позвала:

– Ну-ка иди ко мне, романтическое чудовище, обниму… Чего ты там говорил про запасы в холодильнике?

И они решили напиться. Перешли на водку «Бельведер». И это было ошибкой. Спустя час они ржали как сумасшедшие. Спустя ещё один она плакала на плече Петрика. Тот тоже: Рудольфик – свинья, обманывает его, нашёл себе ещё кого-то… Последний раз подобная умора с Катей Беловой происходила в старших классах школы.

А ночью ей приснился кошмар. Хотя Петрик и уверял, что после «Бельведера» спать будут как убитые. Во сне она пришла в пентхаус на Фрунзенской, но оказалось, что внутри – это дом, в котором она росла. Внутри темно, лишь какие-то странные огоньки у стен, похожие на прикрытые ладонями свечи. И ещё почему-то там эти картинки с репродукцией Мунка, которую она подарила Сухову. «Крик». Но пока здесь тихо, лишь даже не слышимый, а, скорее, угадываемый, как это бывает во сне, трескуче-скрипящий звук. Заезженная пластинка. Она знает, что это за звук. Игорь Рутберг давно ждёт её. Он стоит голый в этой полутьме. И сильный. Бросает её на кровать Вангиного детства. Трах ведь ничего не решает. И он уже внутри неё. Ей хорошо и нежно… но оказывается, что это Сухов. Они занимаются любовью с Суховым, предавшим её. И здесь, в пентхаусе на Фрунзенской, или в забытой полутьме дома, где она росла, есть кто-то ещё. И звук, знакомый ей скрипящий звук всё громче…

– Верно, – говорит Сухов голосом Игоря Рутберга. – Верно, он здесь. Назови его!

Голос становится механическим:

– Ну, имя?! Назови!

Эта картина Мунка… Она вдруг различает, что теперь на ней перекошенное ужасом лицо Петрика. Он умоляет её молчать. Потому что, выговорив имя, она призовёт сюда смерть. Скрипящий звук становится не менее знакомой механической музыкой. Она всё это слышала не раз. Через телефонную трубку. Когда он звонил. Монстр здесь. Не Сухов, не Игорь Рутберг – она занимается любовью с монстром.

– Ну, имя? Трах ведь ничего не решает. Назови!

Она начинает задыхаться. Монстр всех переиграл. И ждал её в темноте, как она и хотела. Но она лучше задохнётся, чем признает это и выговорит имя.

– Назови! – звучит оглушительно.

Из тьмы, нависшей над ней проступает металлическое лицо ее теперешнего любовника. Она задыхается, она сейчас умрёт.

– Имя!

Монстр забрал всех, кто ей дорог. Даже Сухова. Игоря, Петрика… и даже маленькую Ксюшу, она – последняя. Монстр кладёт руки на своё живое отливающее металлом лицо и начинает раскрывать его, как две половинки, и сейчас, в этой тьме за ними проступит его подлинный облик. И это будет последнее, что она увидит. Она зажмуривается, больше не в состоянии сделать вздоха, – это конец. И тогда тусклые огоньки в стенах ярко вспыхивают, и механическая музыка, которая давно уже гремит, как свихнувшийся церковный орган, становится криком.

Она проснулась ровно за минуту до того, как её вырвало. Отравление и кошмар покидали её. Выпила воды. Вырвало ещё раз. Умылась. Легла спать и крепко заснула. И больше не видела никаких снов.

Утром проснулась совершенно свежая. Никаких набухших век, воспалённых глаз, никакого похмелья. Даже не верится. Но одна мысль была странной. Она чистила зубы и смотрела на себя в зеркало. И вдруг, даже не прополоскав до конца пасту «Локалют», выговорила:

– Форель… Пришла нам пора поговорить.

Из-под моста, разделяющего Нескучный сад и Фрунзенскую набережную, только что начал медленно выплывать ледокол-ресторан «Рэдиссон». Зимой они с Игорем ужинали в таком. Тот словно уловил, почувствовал в ней перемену, и они стали иногда бывать в общественных местах. Дорогие рестораны, но… Дорого для обычных людей. Никто из его окружения там никогда бы не оказался. Просто не по рангу. Никто бы их не застукал и уж точно не признал бы в Игоре известного человека; сняв свои консервативные (видимо, специально подобранные), стоящие целое состояние костюмы, нацепив шапочку и демократичную одежду, он стал похожим на какого-то хипстера. И даже помолодел.

Ванга не раз ловила себя на подобном восприятии: чинуши, которые не совсем ряхи, переодевшись в джинсы, становятся моложе и как бы «больше людьми». Однажды на одном мероприятии, где она была с Суховым, Ванга умудрилась не сразу признать столичного мэра. Иногда имиджевые картинки работают сильнее, чем представляется. Особенно когда несоответствия им не так велики. Полное несоответствие – игра в шпионов. Частичное – сбивает с толку. Так же и с Игорем. Даже если бы кто-то, пристально интересующийся его карьерой, и обнаружил их в модных московских заведениях, то, в лучшем случае, сказал бы: «О, чувак, немного похожий на Игоря Рутберга».

– Ты мой Гарун-аль-Рашид, – окинув его взглядом в тот первый раз сказала Ванга.

– Ага?! Ммм… Тогда ты – мой гарем.

Её даже забавляло, а может, и возбуждало, как они вынуждены «прятаться».

– Порочная его часть, – она чуть склонилась к нему. Вокруг было много незнакомых людей.